Излишняя запасливость чуть не подвела нас. Однажды в стороне от нашего участка послышался грохот. Мы и внимания особого на него не обратили, думали, что это нас не касается. Но вдруг доносят мне, что рвутся снаряды на нашем артиллерийском складе за французским кладбищем. Тотчас же едем туда. Оказалось, шальной вражеский снаряд поджег наш оклад. Пожар быстро потушили, боезапас вывезли, но раскрылась наша тайна. Дело в том, что этот склад мы прятали от всех. Наш предприимчивый начальник артснабжения капитан Авшович сумел раздобыть столько снарядов, что решил часть их припрятать про запас. Так и возник «нелегальный» склад за французским кладбищем.
Когда в штабе армии узнали, что у нас рвутся снаряды, были посланы представители для проверки. На месте [165] происшествия они обнаружили только обгорелые доски от ящиков и никаких следов боезапаса. Но генерала Петрова не проведешь. Он позвонил мне по телефону:
— Слушайте, что это у вас за «черная касса» образовалась?
Деваться некуда, признаюсь:
— Так точно, товарищ генерал, «черная касса» на «черный день».
— А совесть вас не мучит? Ведь знаете, что у ваших соседей не густо со снарядами.
Пришлось поделиться своим богатством с Горпищенко и Тараном. Когда матросы грузили на машины ящики с боезапасом, бедный Авшович чуть не плакал. Но долго унывать не в его характере. Тут же укатил в Севастополь. И мы не сомневались, что он опять облазит все артсклады в поисках снарядов.
Кончилась необычно холодная для Крыма зима, растаял снег. Мартовское солнце высушило склоны гор. Только в низинах, балках да оврагах еще сыро, и липкая тягучая грязь затрудняет движение и пешеходам, и транспорту. На сапоги налипает столько грязи, что их не поднять. Проезжей оставалась только шоссейная дорога Севастополь — Ялта. Чтобы добраться до КП на Федюхины высоты, приходится сворачивать с шоссе у Семякиных высот и пробираться полтора километра проселком. Этот участок просматривается противником, и стоит показаться здесь машине, как по ней тотчас же начинается стрельба. Дорога жуткая, даже наш «ЗИС-101» с трудом проходил по ней.
Ехлакову как-то понадобилось срочно попасть на командный пункт. Шофер Лукьянцев отговаривал его ехать, но комиссар был непреклонен.
До поворота с шоссе машина прошла хорошо, но в самой низине, у хутора перед Федюхиными высотами, забуксовала. Ревел мотор, шофер включал то переднюю, то заднюю передачу, но машина — ни туда ни сюда. Комиссар, опираясь на палку (он все еще прихрамывал после «дегустации» мин), пытался подталкивать ее, но ничего не получалось. Пока возились с машиной, противник открыл по ней артиллерийский огонь. Ехлаков и Лукьянцев, увлеченные вытаскиванием машины, заметили это, когда попали в «вилку» первых разрывов и очередной снаряд разорвался совсем рядом. Тогда они бросили [166] свой лимузин и побежали по грязи. На КП явились грязные, потные. Ехлаков делал отчаянные попытки улыбаться, но пунцовое от напряжения лицо выдавало, чего это ему стоит. Больная нога приносила комиссару невыносимые страдания. Мне не терпелось отругать его за ненужную браваду, но я сдержался.