— Пожалуй, это самое лучшее. Давай представляй Кольницкого, а на его место можно назначить майора Черенкова, бывшего начальника артиллерии второго морского полка.
За счет офицеров 2-го морского полка решаем укомплектовать и другие вакантные должности в бригаде. Вместо погибшего Левиева на должность начальника химической службы назначить капитана Богданова. Заместителем начальника строевой части поставить капитана Шелеста.
— Ну а дальше как воевали?
— Что же дальше... то же самое. Ночью немцы подтянули свежие силы. Утром после артиллерийской подготовки полезли на наши позиции. Особенно упорно наседали на высоту 154,7 и гору Гасфорта. Бондаренко снова забеспокоился, начал требовать авиацию. К нему на помощь послали батальон соседнего 1330-го полка. Двум другим батальонам удалось задержать противника на горе Гасфорта. А между горой Гасфорта и Телеграфной поставили пятый батальон Подчашинского, выдвинув его из второго эшелона. Фашисты пытались обойти гору Телеграфную и ударить на участке третьего батальона морского полка. Но к этому времени подоспел отдельный батальон капитана Карагодского из флотского экипажа. Он остановил противника и на этом участке. В общем, вот уже пятый день фашисты ведут штурм, не жалеют ни снарядов, ни солдат, но успехи у них пока аховые.
После встречи с комиссаром я долго не могу уснуть. Перебираю принесенную санитаром пачку газет. В «Красном черноморце» за 16 декабря бросается в глаза портрет старшего инструктора политотдела бригады, политрука Василия Степановича Родина. Под снимком короткая заметка, озаглавленная «Славный боевой защитник Севастополя». Политрук Родин вполне заслужил такое внимание. Не было такого дня, чтобы он не побывал [132] на передовой. Придет с карабином на ремне в окоп, расскажет краснофлотцам все новости, что слышал по радио, о подвигах бойцов в других подразделениях, коммунистам и комсомольцам напомнит об их долге быть примером для других, а если случится в этот момент, что противник начнет атаку, Родин вместе со всеми идет в бой. Он прекрасно стреляет и уничтожил уже не одного фашиста.
В газете за 20 декабря, просматривая сводку Совинформбюро, читаю фразу: «В боях 17 и 18 декабря особо отличились своей стойкостью и умением поражать врага части товарищей Белюша, Матусевича, Гусарова и Жидилова».
Не забыли про нас! Значит, следят за нашими действиями, оценивают их. Под утро меня будит няня. Тормошит за плечо:
— Вставайте, вставайте, бомбят!..
Где-то близко рвутся бомбы. Со звоном разлетаются стекла окон. Раненые уходят в нижние и подвальные этажи, волоча за собой одеяла. Фашистские летчики снова и снова делают заходы на наш госпиталь и сбрасывают десятки авиабомб среднего калибра. К счастью, бомбы падают в парк, на противоположный берег балки, раненые не пострадали, но взрывной волной выбило почти все стекла в госпитальных зданиях, а осколками бомб повредило крышу. Начальник госпиталя возмущается. Ведь издали виден над зданием флаг с красным крестом. Но какое значение это имеет для фашистов?