У меня в кабине для предварительного освещения местности, как и положено, лежат две небольшие осветительные ракеты с парашютами, которые могут висеть в воздухе минуты три и, хотя и слабо, но освещать район, выбранный для посадки. Бросать их раньше нам еще ни разу не доводилось.
Наша высота - около 1000 метров. Встаем в круг. Темно, хоть выколи глаз. По команде летчика сбрасываю первую ракету. Местность, видим, ровная, а главное - без леса. Ракета потухла. Остается еще одна. Она потребуется при заходе на посадку. Приземляться же придется совсем в темноте, поэтому садиться будем не выпуская шасси, «на живот».
Заканчивая круг, сбрасываю последнюю ракету. Теперь садиться уже надо обязательно. Степан умело заходит на посадку. Место ее еле освещено ракетой. Но вот она гаснет, становится совсем темно. Включаем посадочную фару, [84] но она почти не помогает. Садимся на ощупь… Характерный сильный удар о землю… Лечу в нос кабины, перед этим ударившись обо что-то боком, но боли не ощущаю. Мы на земле, и это уже хорошо.
Самолет лежит на пашне. Непривычно тихо. Мы вылезаем из кабин, радуясь, что сели в общем-то благополучно. Обойдя самолет вокруг, метрах в пятидесяти от него обнаружили крутой спуск в балку, где журчал ручей. Судьба, видно, смилостивилась над нами, и мы не свалились в нее. А могло обернуться все иначе…
Когда наступил рассвет, примерно в километре от нас увидели небольшой хутор. Оставив стрелков возле самолета, вдвоем с летчиком идем туда. Выясняется, что мы в пяти километрах от станции Митрофановка Донбасской железной дороги.
Гитлеровцы еще не побывали в этой местности, потому все дома целы, хозяйство колхозников в порядке. Нас приняли гостеприимно, накормили, обещали ночлег. Но прежде нам надо было сообщить в полк, где мы, что с нами, и командир экипажа с ближайшей станции выехал туда. Мы же остались охранять самолет.
Харченко вернулся к нам на У-2 имеете с Сашей Бариновым, «хозяином» этого самолета. Они посадили У-2 рядом с нашим ДБ-3.
На место вынужденной посадки выезжает бригада техников: она поставит самолет на шасси. Нам же приказано возвращаться в полк и продолжать боевые вылеты.
Но получилось не совсем так, как было задумано. Садясь в У-2, я внезапно ощутил в правом боку такую боль, что без посторонней помощи не смог забраться в кабину «кукурузника». Боль не прекращалась. Когда прилетели в полк, обратился к медикам. Они обнаружили перелом ребра. Очевидно, это произошло еще при нашей вынужденной посадке, но проявилось позднее. Мне предложили лечь в госпиталь. Но время горячее, не до лечения. Все же дней пять пришлось находиться в постели под медицинским контролем, ребро за это время срослось. Осталось на нем лишь утолщение - память на всю жизнь о вынужденной посадке в апреле 1942 года.