Голоса оравших фашистов стали слышны совсем отчетливо.
Нестеров обернулся, посмотрел на Мирошниченко [19] долгим пристальным взглядом и вдруг, взмахнув рукой, крикнул:
— Короткими — огонь!
Вслед за нашим станковым пулеметом ударили соседние, потом ручные, и сквозь их трескотню четко слышались винтовочные выстрелы. Другие пулеметчики, как и мы, стреляли короткими очередями, выбирая цели, экономя патроны. Потом на правом фланге стало тише. Это могло означать только одно: сопротивление наших на том участке сломлено. Нестеров, схватив автомат, прижался к запасной амбразуре и почти в упор бил по фашистам, которые подбирались к нашему дзоту справа. Через несколько секунд он схватился за плечо и медленно осел на пол. Между пальцами сочилась кровь. В полутьме дзота она казалась почти черной.
Стали слышны разрывы ручных гранат, автоматные очереди. Немцы подошли совсем близко.
Я сменила уже четвертую ленту, но фашисты словно осатанели и лезли прямо в огонь. Наконец я выбрала момент и перевязала Нестерова. Он был очень бледен от большой потери крови. Когда я вернулась к пулемету, из кожуха выбивался пар, застилая амбразуру. Метнулась к бачку с водой — он пуст: пробит осколком.
Справа, совсем рядом, грохнули три ручные гранаты. Нестеров схватил здоровой рукой свой подсумок с гранатами и выскочил в траншею. Я выглянула в правую, запасную амбразуру и увидела, что немцы потеснили наших на правом фланге, захватили несколько траншей, продвигаются по ним и вот-вот зайдут нам в тыл. Нестеров отбил их приступ гранатами. Настало минутное затишье.
— Иди в траншею, — сказал Мирошниченко, — может, там помощь кому нужна.
Я вышла и сразу наткнулась на Нестерова. Он сполз на дно окопа и лежал в забытьи. Ничего толком не разглядев, я схватила старшего сержанта под мышки и втащила в дзот. Затем вышла опять. Извилистая траншея во многих местах оказалась полузасыпанной, а оборонявшие ее бойцы были мертвы. Пройдя до второго поворота, я увидела бойца, который лежал грудью на бруствере. Из ног его, свисавших над окопом, сочилась [20] кровь. Я опустила солдата в траншею, перевязала. Судя по месту, где он находился, именно он отразил гранатами первую попытку фашистов захватить и уничтожить наш дзот, а уж Нестеров заставил их отказаться от второй попытки. Пока я перевязывала раненого, он пришел в себя, попытался улыбнуться и сказал с сильным грузинским акцентом:
— А... А все-таки ты и сестричка. Не только пулеметчица...
Истратив на улыбку и несколько произнесенных слов оставшиеся силы, боец снова потерял сознание, и я оттащила его ближе к дзоту, чтобы присматривать за ним.