- Ты бы еще в полночь ко мне в квартиру ворвался, официальный!
Заморенков встал, поправил фуражку, собираясь уходить.
- Прошу извинить, товарищ подполковник. Не мог. Нервы сдали…
- Да ты садись, раз пришел. Давай решать. А то полчаса кипятишься без толку… А мы за это время, глядишь, успели бы партию в шахматы сгонять. Ведь сегодня наш шахматный день.
Канашов снял телефонную трубку и приказал помощнику по снабжению выделить в распоряжение полкового врача двух бойцов-плотников.
- Когда ты, Яков Федотович, переломишь свой шумный характер? И как только тебя жена терпит, ума не приложу.
- Привыкла, - тяжело вздохнул Заморенков, расставляя фигуры на шахматной доске.
У него был постоянный девичий румянец на пухлых щеках, и сам он имел плотное сложение, поэтому Канашов переделал в шутку его фамилию на Здоровенкова. И командиры в полку, прослышав об этом, стали называть врача двойной фамилией: Заморенков-Здоровенков. Канашов говорил, а сам внимательно следил за ходом игры. И когда он вдруг снял слона у врача, тот проводил его растерянным взглядом.
- Может, вернуть?
- Ни в коем случае,- запротестовал Заморенков. - Мы сейчас поправим дело. Скушаем вашу пешечку, а там, глядишь, и слона вернем.
Он взял в углу пешку офицером, угрожая туре Канашова. И не заметил, как поставил под удар ферзя.
Канашов взял ферзя.
- Сдаешься, Яков Федотович? Без ферзя какая игра?
- Сдаюсь… У меня, Михаил Алексеевич, мой легаш вот уж неделю места себе не находит. Чует его сердце - скоро на тягу. Ну как, возьмешь кобелька? Длинноухий и шерсть палевая, красивый.
Канашов вспомнил, как жена, морщась, сказала, что квартира превратится в псарню, все вещи пропахнут псиной. Но не это сдерживало Канашова. В его квартире теперь жили дети…
Заморенков испытующе долго глядел на красные, переутомленные веки Канашова, на глубокую печаль его беспокойных глаз и, наконец, не выдержал:
- Гляжу я на твой зверски-нечеловеческий режим и вижу: долго не протянешь, Михаил Алексеевич. Мало тебе хлопот по службе, так вот еще на чтение этих статеек время тратишь.
- Знаю, знаю твои оздоровительные теории, - перебил его Канашов, - почаще отдыхать, вовремя принимать пишу, не волноваться и не переутомлять себя. Меня… еще бы на одну войну хватило. Больше не нужно…
- На какую это еще войну?
- Да вот, - Канашов указал на журналы. - Польша - репетиция войны с нами… Только ошибется он…
- Неужели немец на нас нацелился?… А Русачев говорит, чепуха. Паникерство журналистов.
Канашов встал, положил руку на плечо врача.
- Нет, дорогой, дыма без огня… К войне они готовятся… Ну что, по домам?… Пора на покой!… А почему опять перенесли партбюро полка?