Фашисты начали нападать на суда с красными крестами.
Ночами в морских далях мигали неизвестные огоньки - кто-то кому-то сигналил.
Сторожевые катера гонялись за призраками, а мы, истребители, сбиваясь с ног, прочесывали леса, но…
Над всем уснувшим побережьем струился тугой ветер, стояла тревожная тишина, редко перебиваемая гулом дизеля, идущим из пугающей пучины моря.
Парни в серых халатах, хлопотливые сестры, хмурые санитарки, вечно куда-то спешащие врачи стали хозяевами курорта.
Раненые прибывали и прибывали, все больше госпиталей развертывалось в корпусах здравниц.
Это нас тревожило. Немецкие танки подошли к Перекопу, фактически отрезали полуостров от материка, прямая железнодорожная связь с Москвой оборвалась.
Перекоп…
Радио и газеты сообщают: там ожесточенные бои!
Это на севере полуострова, у его ворот, на солоноватой древней земле.
Была надежда: фашисты не прорвутся!
Да и тишина вокруг стояла недвижная, не верилось, что уже на подступах к Крыму идет война.
Зеркальной гладью застыло октябрьское море. Исполинская спина Медведь-горы рыжела от налета осени, все вокруг готовилось к зимнему покою.
Казалось, не бывать здесь врагу. Не бывать, и баста!
А он таранил крымские ворота: танками, самолетами, пушками, пьяными атаками эсэсовцев…
Много дней и ночей топтались отборные немецкие дивизии у ворот Крыма, а ведь Манштейн еще месяц назад должен был захватить Севастополь, отрапортовать Гитлеру: Крым и военно-морская крепость у ваших ног!
Немцы через перешеек подошли к Ишуньским позициям. Не верилось, но враг уже топтал крымскую землю.
В глубинных городках и поселках объявились коммунисты-добровольцы. Старые и молодые. Они молчаливо выстраивались перед скромными зданиями райкомов и горкомов партии, в которых им вручали партийные билеты, прощались с родными местами, садились на гремящие «ЗИСы» и сразу же бросались в боевое пламя, испепелявшее сотни и сотни жизней.
Ялтинский истребительный батальон занимал гостиницу «Крым». Командовал им Николай Николаевич Тамарлы, местный старожил, специалист по борьбе с береговыми оползнями.
В военной форме, опоясанный ремнями, тучноватый, с черной окладистой бородой, он с рассвета дотемна готовил роты к боевой встрече с врагом. В нем чувствовалась военная жилка.
Еще бы! Штабс-капитан царской армии. Но капитан, который безоговорочно принял революцию, защищал ее на фронтах гражданской войны, стал членом большевистской партии, в свое время возглавлял Ялтинский горсовет.
На площадке выстроились двадцать пять коммунистов-добровольцев.
Тамарлы обходит строй, здоровается с каждым в отдельности - знает всех по мирной жизни. Вот его рука задерживает ладонь пожилого человека с глубокими морщинами на изможденном лице: