Второй эшелон войск наших отступал на запад, стремясь к узкой горловине Байдарских ворот. Скорее на Севастополь, под защиту морских батарей!
Отход шел волнами.
Причалы набиты ранеными. Ждут транспорт, высоко-высоко в голубом небе гудит самолет, люди с тревогой ищут его.
Набережная Ялты насквозь пропахла бензиновым угаром, розы потемнели. Окурки, пустые бутылки.
На рассвете я выскочил на главную магистраль, подъехал к контрольному пункту.
Тихо пока. Виноградарь за спиной тащит тарпу{1} с заизюмленным мускатом. Он проходит мимо меня, как мимо телеграфного столба, не замечая.
Из- за поворота выскакивает запыленная «эмка», я ее задерживаю:
- Документы!
На меня уставилась пара глаз с белками в красных прожилках.
- Крымсовнарком!
Документы в порядке. Спрашиваю:
- Что в Симферополе?
Молчание.
Еще машины. И больше легковых. Начальство, Значит, худо.
Ялта приказывает: ловить дезертиров!
Ловим.
В штаб приводят троих. Шинели подпалены, бороды, - видать, давно в бегах. Допрашиваем. У одного находим фашистскую листовку.
На дороге новый прилив отступающих.
Только на горах все идет так, как шло веками. Там до неправдоподобия яркий багрянец, тишина и покой. Там и начнется моя партизанская жизнь. Какова же она будет? Очень жаль, что практически не знаю ни гор, ни леса.
Тянутся вдоль берега исполинские скалы, за ними лежит горное плато. Татары это волнистое плато называют «яйлой», что в переводе значит горное пастбище.
Был я как-то на этой самой яйле. Жуть взяла, хотя стоял август. Тяжелые, холодные тучи впритирку ползли над серой, пустынной местностью, ощеренной голыми камнями, колючей травой, с пятнами коричневого суглинка. Воронки, карстовые спады - и над всем этим тугой ветер, чертовский холод пронизывает насквозь.
А каково там зимой?
Да, отступаем, враг прорвался в просторы Таврии, Симферополь эвакуирован.
Получаем приказ: срочно снарядить роту на уничтожение вин.
Сердце так и сжалось. Начиная с 1936 года, после специального постановления правительства, был организован винкомбинат «Массандра». Лучшие сорта марочных вин свозились на длительное хранение в массандровские подвалы из всех совхозов и заводов побережья.
И наш, гурзуфский, урожай свезен был туда же.
Накопились миллионы декалитров вина. Богатство!
И вот наши бойцы вбегают под полутемные своды массандровских хранилищ и расстреливают тугие бока винных бочек, взрывают гранатами десятитысячелитровые дубовые буты.
Тысячи винных струй пересекаются друг с другом - красных, розовых, цвета чая, темных, как кровь.
Вино бежит в кюветы, дренажи, бежит в море… Сколько свадеб, именин, встреч оно могло украсить!