Наступал март - месяц таяния снега, большого половодья.
Март. Кого же он скорей одолеет? Митина и тех, кто за ним, или нас, партизан?
Становский действовал. Его разведчики - Химич, Серебряков, Галкин - были до крайности истощены, но держались, стали даже сноровистее, - может, потому, что приближалось их «главное дело».
Митин не только предатель, он еще и консультант. Ведь мало кто знал партизанские дороги, как этот лесник с Грушевой поляны.
Удары Николая Кривошты на дорогах между Алуштой и Байдарскими воротами были очень чувствительны для врага. Они вынуждали фашистов не только усиливать охрану магистрали, но и на дальних подступах к ней выставлять секреты, засады, организовывать патрулирование на кромках самой яйлы. И тут-то митинская помощь была крайне нужна.
Стало известно: Митин каким-то манером обнаружил наитайнейший продовольственный склад комиссара Александра Кучера. На то, что было в этом складе, надеялись. И вот эта надежда испарилась.
Голод, голод…
А Митин жив, Митин наглеет. Штаб района узнал: предатель протягивает руку к самому командующему Алексею Мокроусову. На немецком вездеходе, набитом солдатами, Митин побывал у- подножья горы Черной, даже на макушке Большой Чучели. Рыщет, сволочь!
По крутой тропе, оглядываясь осторожненько, шагает в Ялту парнишка лет двадцати. Это Толя Серебряков. В городке он пробыл до вечера, вызнал что надо, у знакомого подзаправился чем бог послал, но не успело солнце остыть, как Толя уже карабкался по Стильской тропе на яйлу. Он очень спешил. Была причина.
Толя вваливается в штабную землянку, с трудом переводит дыхание, спеша докладывает:
- Дядь Степа! Митин третьего марта будет на Грушевой поляне… Один. Честное слово!
Выпалив все это, Толя падает на лежанку из жердей. Он голоден, он устал. И тут же засыпает, хоть из пушек пали - не проснется.
Кривошта посмотрел на Становского:
- Толя свое сделал. Уяснил?
- Я понял, командир.
Голоден и дядя Степа. Вот он в штабе района, на докладе у начальника разведки Ивана Витенко, известного на весь крымский лес своей аккуратностью. Иван будто не прожил в лесу четырех страшных месяцев, будто только что вернулся после прогулки по ялтинской набережной. Выдают лишь глаза, под которыми болезненная синева, да бледные губы, почему-то всегда поджатые.
Выслушали Степана, угостили чем могли. И конечно, лапандрусиком, только что вытащенным из горячей золы. Обычно скупой, Витенко на этот раз расщедрился:
Степа, возьми еще один, мой.
- Да ну!
- Это тебе аванс за живого Митина.
Вмешивается в разговор новый начальник штаба района подполковник Щетинин (я был в севастопольских лесах):