— Артналёт, — спокойно определил Бурцев.
— На нас? — отшатнувшись от окна, спросил Сергей и вдруг непроизвольно икнул.
— Бьют сюда частенько, чуют, гады!
— Ага, понятно… — проглотив слюну, кивнул Сергей и снова громко икнул.
В доме сразу стало неуютно, и Сергею казалось, что даже холоднее. Самсонов куда-то ушёл, Сергей остался один со своими подчинёнными. Он не знал, что ему сейчас предпринять: бежать в расположение взвода? Зачем? Да и может убить. Оставаться здесь? Но прямое попадание снаряда наверняка разворотит слабую крышу.
— Тут есть подвал, — сообщил Петушков, — можно спуститься.
Разведчик перебирал журналы на столе, информация насчёт подвала была адресована Сергею. Он понял это.
— А вы спускаетесь?
— Как когда, — ответил ему Бурцев, — и если начальство приказывает.
Икота у Сергея повторилась. Казалось, она превращается в постоянную. С паузой в минуту-две. Словно кто-то завёл в его теле икотный будильник и он регулярно напоминает о себе.
«Отчего это у меня?» — подумал Сергей, пытаясь подавить икоту судорожным глотанием слюны. Он выпил кружку воды, пожевал чёрствую корочку хлеба. Икота продолжалась.
Бурцев делал вид, что ничего не замечает.
«Неужели от страха?» — подумал Сергей, не решаясь признаться себе в этом, но уже догадываясь, что непроизвольная эта икота, с которой он, к стыду своему, не может справиться, пришла к нему от страха.
И чтобы не думать об этом, Сергей старался вслушиваться в то, о чём громко говорил Бурцев, а порою и кричал, чтобы голос не утонул в грохоте артналёта.
— Бомбёжку я больше уважаю, — разглагольствовал Бурцев. — Когда самолёты в небе — видишь, куда они летят и как бомбы капают. Если их относит в сторону, то нечего и волноваться. Теперь возьмём артобстрел. Ничего не видишь, что и откуда?! Бухнуло здесь, бухнуло там. А третий, может, летит к тебе?
— Вот именно. Я тоже испытываю это мучительное чувство ожидания. Каждую секунду может ударить. Я согласен с вами, старшина, — признался Сергей, прислушиваясь к звуку разрыва.
Как будто бы икотный будильник в желудке остановился.
— Прошло, — с облегчением сообщил он… но тут же снова громко икнул.
Петушков закрыл лицо газетой, но плечи, выдавая его, дрожали от смеха.
— Привычка свыше нам дана, товарищ младший лейтенант, — с серьёзно-невозмутимым лицом продолжал Бурцев. — Привычка — это главное. Я, повторяю, к бомбёжке быстрее привык. И потом есть такая песенка: «Не страшна нам бомбёжка любая».
— Бомбёжки я переношу лучше, — сообщил Сергей и снова не удержал предательскую икоту.
— Может, спустимся, — предложил Бурцев, — немец что-то разозлился.