Разумеется, Володя и сам работал не хуже других. По характеру он вовсе не был вожаком и верил в силу примера больше, чем в какое-то особенное умение повелевать.
Правда, в одном Володя невыгодно отличался от Тимура Гараева. Его деятельность была менее поэтичной: он не окружал ее дымкой романтической тайны, что составляло главную прелесть тимуровских придумок. Но Володина изобретательность, как скоро узнала Маша, заключалась в том, что он за делом изучал характеры. Его особенно интересовали отношения людей, или, как выразился Коля Вознесенский, «этическое отношение к действительности».
Бывали случаи, когда предложения Володи не сразу принимались. Маша была свидетельницей бурного собрания во дворе, когда Игнатов попробовал объявить проверку самодисциплины. А это значило — не драться в течение трех дней! При всем уважении к Володе бригада возмутилась. Три дня — это пустяк, но что за постановка вопроса! Двор гудел. Володя спокойно выжидал, а когда немного утихло, попросил ребят высказаться. Но гудение продолжалось, и только выделялись отдельные голоса:
— Ребята, он сбесился!
— Вот новости!
— Хорош!
— Значит, ты и сам не будешь драться?
— Не буду! — крикнул Володя, воспользовавшись паузой.
— И сдачи не дашь?
— Кому?
— А если кто начнет?
— Вот я и предлагаю, чтобы никто не начинал.
— Насилие над природой! — вскричал Виктор Грушко, и, как всегда, нельзя было понять, серьезно ли он говорит или шутит. — Мы не можем не драться, это и взрослые признают.
— А мы разве не взрослые?
Стало тише. Володя продолжал:
— В самом деле, ребята, пора же доказать, что и мы умеем бороться с пережитками. Это же атавизм, поймите!
— Драка — это физкультура! — выпалил кто-то сбоку.
Володя даже не взглянул в ту сторону.
Гудение стихло, Володя ждал.
— Неужели вы и трех дней не выдержите?
— Лично мне драка всегда была противна, — сказал Коля Вознесенский. — Предложение дельное. Я — за.
И поднял руку.
В конце концов, полусмеясь, полунегодуя, бригада согласилась просто так, для пробы. Но трех дней оказалось слишком много: в конце второго Володя потерпел поражение. Митя Бобриков, ответивший на задирания провокатора и вовлекший в драку других ребят, потом оправдывался:
— Да что я — христосик? Левую щеку подставлять? Или правую я уже забыл. Он меня — хлясь, а я — спасибо?
— Да ты бы его удержал.
— Я и стал, а он…
— В самом деле, Володя, — вмешался Коля Вознесенский, — оборону ты признаешь?
— Оборону признаю.
— Ну вот: один нападает, другой обороняется — вот тебе и драка.
— Начинать не надо, — сказал Володя холодно.
— Да милый ты мой! Всегда один начинает, и всегда так будет — даже в международном масштабе.