Мне кажется, он не красноречив. Говорит хорошо лишь о том, что его волнует. Не то что преподаватель истории: тот обо всем сообщает пылко, с пафосом, даже о вещах, к которым равнодушен. Иногда кажется, что именно об этих безразличных ему вещах он говорит особенно горячо. Наш директор ценит такое красноречие. Но мы слушаем Битюгова охотнее.
Открыл ему свою затею, то есть про кружок гуманизма.
Он:
— Не совсем понимаю, как это у вас будет? Станете собираться и разговаривать?
Я:
— Да. И читать, и конкретно разбирать разные случаи.
Он смотрит очень пристально.
Я:
— Нет, в самом деле, Семен Алексеевич: вокруг так много людей, а отношение к ним… неорганизованное. Если взяться совместно, чтобы видеть результаты… — Я ужасно путался. — Вот, например, все будут сыты и одеты… Ведь это будет?
— Ну, это, знаешь, не так легко! И не так скоро.
— Да, но этого добьются. Но разве это одно приведет к тому, что люди станут умнее, добрее и вообще достойны социализма? И за что они станут бороться? Чтобы сохранить еду и одежду?
— Автономные идеи, — сказал он и улыбнулся. — Ты думаешь, партия забывает обо всем этом? Боюсь, что твой кружок — это буржуазно-благотворительная затея.
— А я не хочу полагаться на готовые мнения. У меня могут быть свои, как вы говорите, автономные идеи.
— Ладно. Не буду стеснять инициативу. Тем более, раз ты начал самостоятельно думать, так тебя и не отучишь. А кстати, Бобриков — твой друг?
— Да. А что?
— Мрачный какой-то. Он в комсомоле?
— Нет.
— Почему?
— Он плохо учится. И сам не стремится.
— Ты знаешь его обстоятельства?
— Да.
— Ну вот тебе ближайшая конкретная задача.
Если бы он знал, как трудно с Митей!
Я спрашиваю:
— Чего тебе хочется больше всего на свете?
— Больше всего мне хочется спать, — вот что он отвечает.
— Но сестре твоей обещали ясли?
— Обещали. Да они врут.
— Почему ты так думаешь?
— Простому человеку трудно добиться. У них свои есть.
— Что за чепуху ты мелешь!
— А как же. Если чего-нибудь мало, дефицит, то всегда будут злоупотребления.
— Надо проследить, напомнить. Школьный совет позаботится. А пока, Митя, очень прошу: ночуй у меня. Ведь я один в комнате.
— А зачем это я стану у тебя ночевать?
— Чтобы высыпаться. А то ведь отстанешь.
Насилу уговорил. Но через два дня он вдруг заявляет:
— Нет, знаешь, лучше я буду дома.
Как будто у него есть дом.
— Да ведь ты никому не мешаешь, чудак человек! И мне веселее.
— Что ж, я тебе для развлечения дался?
— Ну, как хочешь.
Но он уже понял свою грубость:
— Ты не сердись. Я буду приходить, когда станет невмоготу.
Не знаю, что лучше: настаивать или не трогать. Подожду. Школьный совет послезавтра.