— Что бы сделать для него такое, прямо не знаю, — сказала Катя.
Пришло письмо из Барнаула от матери Дуси. Два месяца назад мать — кто бы подумал! — вышла замуж. Сколько женщин уже потеряли мужей, а она нашла. Правда, инвалид, без ноги, но такой тихий, семейственный. Они после войны останутся в Барнауле. Ну ее, Москву! Только Дуся рвется обратно. Хочет учиться на доктора.
Пал Новочеркасск. Дни и ночи сменялись быстро. Соседки заходили и говорили шепотом, не из-за Машиной болезни, а оттого, что дурные вести передаются тихо. А вести были все хуже, без единого просвета.
Немцы шли к Сталинграду.
Электричество зажигалось после одиннадцати, и только тогда Катя принималась за уборку. А до того отдыхала. А Варя не могла привыкнуть к темноте и по вечерам уходила или разговаривала с сестрой, если та не спала.
— Совсем я не в себе, — услыхала Маша однажды вечером приглушенный теткин голос. — За девчонку перепугалась и на черта сделалась похожа…
Снова стало тихо.
— И здесь и там — все тролебусы и тролебусы. (Варя так выговаривала.) Вот и вся жизнь. У других остановки, станции, а у меня — одно депо.
— Что же ты, Варя, не находишь себе работы по душе. Тебе только двадцать шесть?.. — Катя вздохнула.
— Не все работа на свете, — сказала Варвара с ожесточением. — А наша какая работа? Дерьмо.
— Не знаю, Варя. А я помню одного мальчишку, тоже билеты продавал.
И Катя стала рассказывать про молодого кондуктора, который завел себе особую книжечку и на остановках объявлял достопримечательности и где что идет: в Большом — такая-то опера, в Консерватории — такой-то концерт. И что в клубе МГУ, и что в театре Маяковского.
— Так мы с ним до Планетария и доехали. А кто ему поручал? Никто.
— Тоже еще! — огрызнулась Варвара. — Нам в клубе говорили, что вместо кондукторов автоматы поставят с билетиками. А на месте твоего мальчишки могут накрутить пластинку. Так что мы оба с ним временные.
— Все мы временные, — сказала Катя. — А пока время наше… Для чего-то оно дается?
И опять замолчали.
— Любить хотелось до слез, да вот не вышло. Так хоть в покое пожить.
Катя поднялась, поправила сползающее Машино одеяло и спросила сухо, чуть брезгливо:
— Это тот, кого я вчера видела?
— Ну да, а чем плох?
— Да он гораздо старше тебя, Варя. Что ж это?
— Остановка. Не хочу больше стоять в тролебусе…
— Зачем же идти в кабалу, если не любишь человека? Неужто не встретишь никого? Такая молодая…
Варя зло, с надрывом засмеялась:
— Теперь? Да теперь и она вряд ли кого найдет. — И она указала на лежащую Машу. — Кончились наши женихи. И последние ждут своей очереди.