Врач-венгр одарил меня визитной карточкой, которую я тут же похоронил в братской могиле моего бумажника вместе с десятком других. До скорого, сказал я ему, позволив Юдит оттащить меня к другой группке гостей, в центре которой восседал художник-венгр, с 1958 года живущий в Мюнхене и с тех пор возвысившийся до профессора здешней Академии художеств. Я вынужден был сделать над собой усилие и послушать о том, как этот оригинал-гном, воспользовавшись тем, что заполучил меня в качестве аудитории, принялся изрекать к всеобщему сведению прописные истины. Причем его гнусавый голосок был куда неприятнее изрекаемого им. Бедные студенты, невольно прошептал я про себя, всеобщий крах уже недалек.
После столь изнурительного обхода мы снова оказались там, где еще недавно находился мой рабочий кабинет. Эстеты, которых тем временем начали потчевать, с набитыми ртами по инерции продолжали расчленять нерасчленимое, толкуя о современности.
Хватит. Больше здесь оставаться незачем. Сделав вид, что собрался в туалет, я покинул торжество, сбегал наверх за плащом и отправился к Изару, где рассчитывал в этот вечерний час побыть в одиночестве.
Дождь разогнал всех по домам. Кроме велосипедиста, во все горло распевавшего нечто, напоминавшее «Болеро» Равеля, на трассе Томаса Манна мне не повстречался никто. Я шел вдоль течения, направляясь к водоподъемной плотине, рассчитывая, если выдержу темп, вернуться через Английский сад часа пару часов спустя.
Река, казалось, радовалась любой капельке влаги сверху, чтобы покрыть многочисленные куски суши, будто экзема усеявшие водную гладь. У ведущего к автобану туннеля валялся велосипед со спущенными шинами. В этом месте всегда пахло прелью, и, пройдя пару десятков метров, я с наслаждением вдохнул свежего воздуха. Сидевший вверху на металлической опоре голубь справил кляксу прямо мне под ноги. Повезло, подумалось мне, один лишний шаг, и тебе нагадили бы прямо на физиономию. При этой мысли я невольно ускорил шаг. Порыв ветра смахнул капли дождя с листвы, и я благодарно подставил им лицо.
С тех пор как в мою жизнь ворвалась Юдит, не важно в статусе подосланной или же случайно повстречавшейся, я впервые отправился на прогулку по этому маршруту. В некотором смысле Юдит, разумеется, разнообразила мое житие, ее молодость раскрыла мне глаза на многие вещи, на которые, не желая отвлекаться попусту, я перестал обращать внимание.
С другой стороны, она здорово стеснила меня, лишив привычной свободы действий и вырвав из дрейфа в океане собственных настроений своими постоянными «отчего» и «почему». Стоило мне захотеть прогуляться в одиночестве, как тут же следовал вопрос: «А что, ты уже успел заработаться?» А если я не удостаивал Юдит ответом, безмолвно накидывая пальто, следовала просьба помочь там-то и там-то, а когда я осведомлялся, нельзя ли это отложить, меня тут же осыпали упреками — мол, ты ужасный эгоист, тебе наплевать на мое образование.