До сих пор в отношении приблудившихся животных Юдит еще соблюдала дружественный нейтралитет, лишь на людей распространялось незыблемое правило — от ворот поворот. С чего бы это она так окрысилась на Осипа? За недолгий период нашего пребывания на моем участке поселилось множество всякой живности, куда больше, чем следовало. Почему выпавшие из гнезда птенцы сороки должны встать на крыло у нас, этого я вытащить у Юдит так и не мог. Пираты, разбойники, высказал я свое мнение, засовывая в разверстые, будто пасти, клювы очередную порцию дождевых червей.
Далеко не все приблудившиеся кошки, по утверждению Юдит, были посланцами из страны Невинность. По утрам они злобно шипели над трупиками загрызенных мышей, а насытившись, оставляли недоеденные их останки в кухне на полу. Лишь поведение ежей удостоилось высокого звания приемлемого. Их не могли вывести из равновесия ни злобные крики птиц, ни вероломные атаки собак, норовивших лишить ежей весьма скудной трапезы — вылакать чашечку налитого для них молока.
Даже улитки, облюбовавшие овощи на огороде и усердно поедавшие их, не перебрасывались через соседский забор, как этому меня учили еще в детстве, а переселялись в старую детскую кроватку с решеткой за кучей компоста, куда мне рекомендовалось выкладывать для их пропитания недоеденную лапшу. Раз в неделю почтальон заботливо отбирал из этой мерзкой кучи наиболее упитанные экземпляры, чтобы дома полакомиться обжаренными в чесночном масле моллюсками.
Почему же Юдит — во всех отношениях дитя цивилизации и выходец из семьи, для которой, несмотря на перенесенные ею политические, как утверждалось, преследования, все, олицетворяющее цивилизованность, ставилось превыше всего, — оказавшись здесь, в деревне, так сильно привязывалась ко всему, что олицетворяло природу? Это оставалось для меня загадкой, прежде всего потому, что Юдит беспрестанно хныкала: дескать, зверье только пожирает дорогое отведенное для творчества время — то есть категорию, занимавшую в приоритетах Юдит место куда более высокое, нежели упомянутые четвероногие твари.
По-видимому, у нее имелся особый код доступа в самые различные миры, и она без особых усилий вживалась в каждый из них. Исключением оставалось лишь искусство, это было воистину священное мерило. Иногда ненависть Юдит ко всему, что, по ее мнению, шло вразрез с искусством, принимала ветхозаветные черты, что в столь юной особе выглядело забавно. Почта вызывала ее нарекания за ужасный рисунок почтовых марок. Явно сбитому с толку старосте деревни Юдит досконально растолковала, почему следует снести только что построенный новомодный колодец — он, видите ли, не гармонирует с домами на центральной площади. Владелец табачной лавки получил нагоняй за безвкусно оформленную витрину. Отправив старые образцы в урну, Юдит вместо них собственноручно инсталлировала новые — владелец был настолько шокирован, что даже почти и не возражал против столь бесцеремонного вмешательства в бизнес.