Дорога (Крандиевская-Толстая) - страница 43

На первую страницу
Внимай, о чем поют в ночи
Мои подземные ключи.
Они без слов. Они понятны.
1958. Репино

Гроза

Низкой тучею прикрытая,
Начала гроза возню.
За волненья пережитые
Я сама себя виню.
Детский страх и суеверия
Давних бабушкиных лет.
Повторяется мистерия,
Но не тот уж пиетет.
Эти таинства природы нам
Не таинственны уже.
Словно двигают комоды там,
На последнем этаже.
Вот и молния царапнула,
Светом брызнула в глаза.
И притихло все. И капнула
Ливня первая слеза.
А за нею треск обрушило
Небо. Хлынул ровный гул.
И пока его я слушала,
Ветер окна распахнул.
Шалый, смелый… О, как верю
Что грозу он прочь угнал.
И окончилась мистерия.
Ливнем занавес упал.
1958. Репино

«Я поняла не так давно…»

Я поняла не так давно,
Что в зеркало себя не вижу.
Чтоб разглядеть лица пятно,
Я наклоняюсь ближе, ближе,
Но черт не вижу все равно.
Быть может, зеркало — лишь средство,
Чтоб в одиночестве не быть?
Двойник мой, сверстник, спутник детства,
Участник жизни и кокетства,
Мне нелегко тебя забыть.
1958. Репино

«Есть память глаз. Она воссоздает…»

Есть память глаз. Она воссоздает
Незримый мир в окраске и деталях —
И вереницы зорь в оранжевых вуалях,
И васильково-синий небосвод.
Все, все воображению подвластно,
Ему я верю больше, чем глазам,
И мир воображаемый, прекрасный
Ни мраку, ни унынью не предам.
Декабрь 1958. Репино

«Давно отмерена земного счастья доза…»

О. Д. Форш

Давно отмерена земного счастья доза,
Давно на привязи табун былых страстей,
Но, боже мой, как пахнет эта роза
Над койкою больничною моей!
Так пахла жизнь и сад, когда-то бывший,
Так пахла молодость, встречавшая зарю…
И женщине, цветы мне подарившей,
Движеньем губ «спасибо» говорю.
Декабрь 1958. Репино

«Затворницею, розой белоснежной…»

Затворницею, розой белоснежной
Она цветет у сердца моего,
Она мне друг, взыскательный и нежный,
Она мне не прощает ничего.
Нет имени у ней иль очень много,
Я их перебираю не спеша:
Психея, Муза, Роза-недотрога,
Поэзия иль попросту — душа.
1960. Черная Речка

«Позабуду я не скоро…»

Позабуду я не скоро
Бликов солнечную сеть.
В доме были полотеры,
Были с мамой разговоры,
Я хотела умереть.
И томил, в руке зажатый,
Нашатырный пузырек.
На паркет, на клочья ваты
Дул апрельский ветерок,
Зимним рамам вышел срок…
И печально, и приятно
Умереть в шестнадцать лет…
Сохранит он, вероятно,
Мои письма и портрет.
Будет плакать или нет?
В доме благостно и чинно;
В доме — все наоборот,
Полотеры по гостиной
Ходят задом наперед,
На степенных ликах — пот.
Где бы мне от них укрыться,
В ванной, что ли, в кладовой,
Чтобы все же отравиться?
Или с мамой помириться
И остаться мне живой?..
Декабрь 1958. Ленинград

«Я во сне отца спросила…»

Следующая страница