1985 (Берджесс) - страница 165

Да будьте же серьезней!

А я по-своему серьезен. Такая война была бы справедливой и полезной. Но миру придется подождать до 3000 года, прежде чем она начнется. Что до новой мировой войны, то она как эмбрион благополучно ждет своего часа во чреве времени, и кто может сказать, что послужит для нее искрой или на сколько она будет разрушительной? Мы уже неоднократно разыгрывали ее в кино и в книгах, а это свидетельствует о том, что какая-то часть нас отчаянно ее хочет. Какую чушь несут писатели и режиссеры, когда говорят, что их ужасные вымыслы должны сыграть роль предостережений. Ни о чем они не предостерегают. Это чистейшей воды воплощение желаний. Кто-то сказал, что война – феномен культуры. Это легитимный способ культуртрегерства, хотя передается обычно не та культура, какую мы ожидаем…

То есть?

Приведу банальный пример. В сороковых годах и позднее Северную Америку и Европу захлестнули популярные латиноамериканские песни и танцы вследствие потребности США превратить Латинскую Америку в «доброго соседа» – мы знаем, как сильны были пронацистские симпатии, скажем, в Аргентине. А это означало, что нам всем пришлось смотреть «Три кабальеро» и фильмы с Кармен Мирандой, танцевать конгу и самбу, петь «Бразилия» и «Доброй ночи». Пример менее тривиальный: американизации Японии и Германии лучше всего можно было добиться за счет военного разгрома этих стран и ограничения их послевоенного промышленного производства мирными товарами. Советская Россия привила разновидность марксистского режима Восточной Европе. Война – самый быстрый способ передать свою культуру, в точности так же как поедание мяса – самый быстрый способ усвоения протеина. Раньше можно было рассматривать войну как экономическую экзогамию, насильственное оплодотворение в большом масштабе – перенесите свое семя и произведите на свет жизнеспособные новые гибриды, избегайте усталого инцеста вечной эндогамии, которая есть скучный плод мира. Величайший военный сюжет всех времен – похищение сабинянок. Война использует международную политику лишь как предлог для удовлетворения глубинной потребности человека, в которой он боится признаться, поскольку ему не нравится увязывать рост качества жизни с убийством.

Третья мировая?

Может начаться где угодно. Будет позиционировать себя как идеологическая война. Будет вестись неядерным оружием. Окончится перемирием, до заключения которого погибнут миллион мужчин и женщин, но крупные города останутся нетронутыми. Пушечное мясо дешево и с каждым днем становится все дешевле. Крупные города содержат ценные артефакты, чья стоимость велика, а потому их лучше не бомбить. Пример тому компьютеры. Мы читали слишком много сценариев следующей войны, кому нужен еще один? А интересует меня сейчас то, как разновидность тоталитаризма может возникнуть в Соединенных Штатах из-за опасений, что враг у ворот. Например, свершившаяся при помощи китайцев коммунистическая революция в Мексике могла бы пошатнуть Армерику, заставить ее искать шпионов, пустить в ход огромные кибернетические и электронные ресурсы, чтобы держать под наблюдением собственных граждан. Затем – расширение полномочий президента, временный роспуск конгресса, цензура, затыкание рта инакомыслящим – и все это во имя безопасности. Нет необходимости в войне, достаточно угрозы войны, и в старом добром оруэлловском духе идея врага, действительного или потенциального, станет средством для оправдания диктатуры. Тут Оруэлл прав. Война необходимый фон для репрессий со стороны государства. Война как ландшафт, погода или обои. Причина не важна, врагом может быть кто угодно. Когда мы думаем о будущей мировой войне, нам вскоре наскучивает вырабатывать конкретные причины, поскольку они могут быть буквально какими угодно. Индия сбрасывает ядерную бомбу на Пакистан. В результате переворота в Восточной Германии сносят Берлинскую стену. Возмущенная влиянием американского капитала и американскими военными базами Канада просит США убраться. Помните, как Вторая мировая война начинается у Герберта Уэллса? В середине тридцатых годов он написал книгу под называнием «Облик грядущего», историю будущего, при том, так уж получается, по большей части абсурдного. Но война у него начинается в 1940 году в «Польском коридоре», что обернулось поразительно точным. Польский еврей ест орех, кусочек застревает у него в дырявом зубе. Он пытается выковырить его пальцем, и молодой нацист воспринимает его гримасы как издевку над своим мундиром. Он стреляет. Еврей умирает. Начинается война. То, что причина столь мелкая, что отправной инцидент такой тривиальный, – разве это не доказательство, что мы хотим войны ради самой войны?