Брей силилась вывернуться из моей хватки. Я был вынужден разжать пальцы, иначе она могла сломать себе кости.
– Уезжай. Возвращайся домой, Элиас. Пожалуйста, возвращайся домой.
Ее голос был тихим и отрешенным, словно она уже смирилась с неизбежным и прекратила сопротивление.
Она снова уткнулась в колени, обхватив их руками.
– Я шагу отсюда не сделаю, пока ты не скажешь мне, что все это значит.
– А если скажу, ты вернешься домой?
– Нет.
– Тогда забудь мои слова. Элиас, я остаюсь здесь. Не с Тейтом. Вообще ни с кем. Сама по себе.
Ее голос стал твердым и решительным.
– О чем ты говоришь?
Состояние Брей пугало меня сейчас сильнее, чем перспектива быть схваченными полицией. Снова покушение на свои вены. Снова всплеск отчаяния. И эти безумные просьбы уехать, оставив ее одну. Она снова раскачивалась взад-вперед, глядя куда угодно, только не на меня. Мой страх постепенно сменялся злостью. Я присел на корточки, вдавив костяшки пальцев в линолеум пола. Неужели Брей на самом деле хотела, чтобы я уехал? Что она задумала?
Меня самого захлестнуло волной отчаяния. Я знал, что никуда не поеду один. Я не мог и не хотел бросать ее. Был не в силах бросить, даже если бы очень захотел.
– Я не пыталась покончить с собой, – тихо сказала Брей. – Я… Иногда я так делаю.
– Что делаешь?
Мелькнула шальная и страшная мысль: а вдруг Брей… психически больна?
– Я это делаю давно. Еще подростком начала. Ничего страшно в этом нет. Просто… разрядка внутреннего напряжения. Я не пыталась себя убить. Я же тебе сказала: я сильнее мыслей о самоубийстве.
Она наконец подняла глаза. У нее был взгляд обреченного человека. Она устала от самой себя, от меня. Устала прятаться от закона. Устала играть в нормальность, поскольку все равно не влезала в рамки того, что общество считало нормальным. Я смотрел ей в глаза и ловил все ее чувства.
Брей ужасно устала.
– Ты считаешь, царапать себя ногтями – ничего страшного. А по-моему, это очень даже страшно. И серьезно.
– Для тебя, наверное, да.
На нее вдруг снизошло невероятное спокойствие. Слезы почти высохли, а оставшиеся она просто смахнула.
– Ты же не можешь расцарапывать себе кожу просто так. Вот я и хочу знать зачем.
Брей мешкала с ответом, разглядывая узкий цоколь умывальника.
– Тебе все равно не понять, – наконец сказала она.
– А ты попытайся объяснить.
– Они всегда так говорили.
– Я не «они». Я единственный в мире человек, который тебя по-настоящему любит. И не смешивай меня с «ними». Я там был чужим, чужим и останусь.
Брей сглатывала. Слюны уже не было. Наверное, она боролась с подступающими слезами.