А сам сел тоже за карту Кавказа, на которой был обозначен маршрут персидского похода Петра... По глаза. Александра Васильевича помимо воли глядели вправо от побережья Каспийского моря, в срединную часть течения Терека, где серел крохотным кружочком город Моздок.
Вспомнилось детство..- Рос мальчик хилым, дурно сложенным. Даже дворовые ребятишки потихоньку дразнили его «обезьянкой». Одна отрада была — книги, благо научился он читать шести лет. У отца была большая библиотека военных и исторических книг, в которых рассказывалось о походах Александра Македонского, Ганнибала, Конде, принца Евгения Савойского, Петра Первого — полководцев, превративших войну в искусство. Бывало целыми днями пылкий и впечатлительный ребенок просиживал над пожелтевшими страницами, становился участником баталий.
Поняв, что великие полководцы были не только храбрыми, но и здоровыми, выносливыми, он десяти лет научился ездить на коне. Дворовый конюх, пожилой услужливый Кондратий помог освоить первое «ратное дело»: воин без коня — не воин.
Выедут они на окраину Москвы, Александр пришпорит своего скакуна и с поднятой «саблей» понесется атаковать кусты, с размаху форсировать речку, перепрыгивать через овражки, а бедный Кондратий, умирая от страху, жалобно кричит: «Тише, тише, голубчик! Убьешься, с меня, старика, голову снимут!»... Ни дождь, ни снег не могли удержать мальчика. Лазал по деревьям, высматривал «скопища вражеские», купался в холодной воде, привыкая даже в лютый мороз ходить в легкой одежде.
Была еще одна страсть у юного Александра. Вроде и был он истинным северянином, рос на равнине среди лугов и березок, привык к морозным зимам, любил снег, и все-таки какое-то неодолимое чувство влекло к югу, с его горами, бурными, каменистыми реками, могучими дубами, разлапистым тутовником и виноградным лозняком; к небу, где лениво парят орлы.
Когда ему исполнилось одиннадцать лет, он тайком насушил сухарей, набил ими переметные кожаные сумы, положил туда котелок, кружку, ложку, нож, сел на коня и поскакал на юг. В тот же день его поймали в ближайшей деревне и отправили в родной дом. Отец, с акку-
ратно подстриженными усами пшеничного цвета, красным, взволнованным лицом, держа сына за воротник, допытывался: «Сказывай, куда хотел бежать?» Пришлось чистосердечно признаться: «На Кавказ».—«За
чем?»—«Папенька, ведь там, в Моздоке, родичи матушкины живут, прах дедушки н бабушки похоронен». Мать, черноволосая, с большими печальными глазами армянка, всплеснув руками, обратилась к мужу: «Батюшка, Василий Иваныч, не наказывай Сашеньку строго, я кругом виновата. Поведала ему про Кавказ, про бегство наших семей от персов и турок. Не надобно было, видно, сказывать и о прахе предков».