Видя интерес Емануеля к Горячим Водам, Паскевич упрекнул Емануеля в том, что он усердствует в благоустройстве захолустного поселка, но потом вдруг ухватился за идею преобразования Горячих Вод и даже стал поторапливать командующего: «Что же вы, любезный, тянете? Я жду вашего рапорта, дабы дать ход этому делу».
Теперь, когда Емануель держал в руках указ и уведомление из Тифлиса, ему стала ясна игра Паскевича: главнокомандующий умен, дальновиден, инициативен.
Георгий Арсеньевич отбросил обе бумаги. К черту интриги! Главное сделано — город на Минеральных Водах учрежден! Теперь надо думать, как превратить Пятигорск в настоящую здравницу для солдат — защитников Отечества, а в будущем — для народа.
Чтобы Пятигорск стал городом не на бумаге, а в действительности, нужны сотни тысяч, а то и миллионы рублей. И взять их надо там же, где в свое время Ермолов взял полмиллиона, задумав превратить «цыганский табор» у подножия Горячей горы в курортный поселок...
Загоревшись новым планом, Емануель не мог сидеть спокойно, зашагал по кабинету. Велев заложить штабную карету, быстро собрался, вышел на крыльцо: адъютант и денщик укладывали в крытую повозку чемоданы, постель, продовольствие. Подъехал конвой — десять конных казаков. Кольнула мысль: «В своей стране ездим под охраной. Стыд и срам!» Сердито махнул рукой уряднику:—Обойдусь без телохранителей!
Тот растерянно пожал плечами: как можно?
Вскочив в экипаж, распорядился:
— В Пятигорск!
Солдат недоуменно повернулся:
— Извиняйте, ваше превосходительство, не знаем такого, не езживали...
«Ах, да! Откуда ему знать,— спохватился генерал:— Гони на Горячие Воды, братец!
Пятигорск Георгия Арсеньевича встретил солнечным теплым днем, это показалось предзнаменованием удачи, ради которой он проделал нелегкий путь по пыльной и тряской дороге. Остановился, как всегда, в доме неимущих офицеров. Переодевшись, вышел на балкон.
Вечерело. На западном склоне угасала заря. Перед глазами зеленый, чистый, обсаженный липками бульвар, по которому прогуливалась публика. Донесся чей-то звонкий голос: «Мария Дмитриевна, идемте наверх, в
Емануелевский сад!» Сердце генерала забилось: приятно, что люди называли сад его именем, что бульвар наряден и публика с удовольствием гуляла здесь. В цветнике полыхали розы, а над гротом Дианы собирался гарнизонный духовой оркестр. От Эоловой арфы слышался тонкий, мелодичный звук. Все это было сделано не без его трудов. И опять подумалось: «Созидать, а не разрушать! Дела людские живут в веках, мастера продолжают жить в своих творениях. В этом величие и бессмертие человека. Горько, что большую часть своей жизни он все-таки разрушал. Грудь в орденах, на плечах золотые эполеты, а пятьдесят лет прожито впустую»...