Утром на'Митяя-вновь нахлынули уныние и тоска. Казаков не было. По селу бродили слухи, что они вот-вот заявятся. Говорили, что их уже кто-то видел поблизости. Это еще больше укрепило Митяя в намерении не давать зерна. Но, узнав, что активисты повезли на станцию хлеб, а за ними потянулись и другие односельчане, Митяй сокрушенно вздохнул, плюнул на руки и побрел с мешками в амбар. Он долго пересыпал с руки да руку зерно, матерился и, наконец, аккуратно отсыпал шесть мер.
. Старик заехал хмурый, злой и вместе со своими отвез мешки Митяя.
Митяй успокоился. Он даже был доволен и под веселую руку сказал Наталье:
— Ну, Натаха, я с хлебом разделался. Раз надо, так я что ж, аль хуже всех? Пущай пользуются... Ну их к лешему!
На третий день Митяя Пашкова вызвали в комбед. Пришел он ссутулясь и с таким несчастным видом, словно у него случилось непоправимое горе.
В углу, около двери, с равнодушным лицом сидел продармеец и, поставив между ног винтовку, аппетитно уминал хлеб. Откусывая, он подставлял под ломоть широкую ладонь, чтобы не уронить ни одной крошки. Начальник продотряда, не взглянув на вошедшего Митяя, продолжал делать в книжке записи. Груздев подгибал края бумаг для подшивки, пробегая иногда глазами текст.
— Зачем звали? — глухо спросил Митяй.
— Садись, Пашков, — ответил Груздев.
Поискав глазами место, Пашков отошел к двери.
— Я и постою, Петр Васильевич.
— Ты что же, Пашков, повезешь хлеб али нет?
— Я отвез.
— Сколько?
— Шесть мер.
— А сколько полагается?
— Не знаю.
— Будто бы? — усмехнулся Груздев, ткнув шилом в бумаги.
— Нет у меня хлеба.
— Есть.
— Нету.
— Есть! — крикнул Груздев и. сломал шило.
— Отколь он у меня?! — вспылил Митяй. — Ты языком здесь зря шлепаешь.
— Упорный ты, Пашков.
— А то? Отдай жену дяде...
— Ну-ну, — поднялся начальник отряда, — здесь комбед, а не базар — ругаться нечего.
Митяй оперся о косяк двери.
— Я на вас жаловаться в город поеду.
— Власть на местах. Мы знаем тебя лучше. Ты давай-ка, что с тебя требуют, — ответил Груздев и, завязав нитку, бросил подшивку на угол стола.
Пашков резко повернулся и злобно выдохнул:
— Нет у меня хлеба... Нет!
Словно ошалелый, ругаясь, он вышел из сельсовета и столкнулся с Устином.
— Ты чего лаешься?—спросил Устин.
— Ну вас!.. Подите вы!.. — сквозь зубы процедил он.
— Напрасно ты, Митрий, на' рожон лезешь. Плетью обуха не перешибешь.
— Я не плетью! — выпалил Митяй и, круто повернувшись, быстро зашагал к дому.
— Во-о как! — удивился Устин, посмотрев ему вслед, и вошел в комбед.