Он знал, что обязан своей жизнью молоденькой сестре милосердия, ставшей потом его женой.
— Надоела, как и всем людям, — сказал он ей, помолчав.
— Но что ты, потерял, что ищешь, Владимир?
— Вера, ты понимаешь, что я отвечаю...
— Только перед своей совестью, Владимир. Останься, если я тебе дорога. Прошу, хотя бы ради моей любви.
—■ Не могу же я стать дезертиром.
— И не надо; Я >(не хочу, чтобы ты был им. Но ты идешь не туда.
— Ты что советуешь? Ты на какой путь меня толкаешь?
— На который встали все, все честные люди, — ответила она робко,
— Вера! Это не твои слова. Кто научил тебя?!
— Жизнь. Тысячи людей, которые прошли через госпиталь.
Они проговорили до утра. Порой ей казалось, что он колеблется, что она победит и отвоюет его, как отвоевала когда-то от смерти.
Она ошиблась. После тяжелых раздумий он решительно встал и, обняв ее, сказал:
— Прощай!
Она вздрогнула и заплакала.
— Навсегда, Владимир!
— Нет, нет! — крикнул он и поспешно вышел.
Потом он еще раз побывал в Ростове, когда город снова был захвачен белыми. Полный надежд, он прибежал к своему домику. Ему сказали, что она ушла с красными и не оставила даже записки.
Теперь ошибся он. Встретятся ли они, и кто окажется прав?..
К скамейке неслышно подошла хозяйка и пригласила его к столу. Быльников встал и, отказавшись от ужина, попросил постелить ему во дворе. Но и во дворе ему долго не удавалось уснуть. Он лежал, глядя в распростертое небо, и думал, думал.
VI
Дышат прохладой первые августовские ночи. От ярких звезд тянутся тонкие, как паутинка, лучики света. Между раскинутыми палатками и повозками, припадая на левую ногу, медленно проковылял молодой хорунжий Архип Назаров. От стреляной раны левая нога у Назарова была короче правой и нестерпимо ныла.
Он остановился недалеко от костра, снял кубанку и, сдернув с лица черную повязку, устало опустился на охапку пахучего сена.
На правой стороне лица, через всю щеку, от виска до подбородка, шел красный шрам. Он портил и уродовал красивое лицо казака. Этот страшный сабельный удар Назаров получил в бою под Царицыном в 1918 году.
• Зажила рана, но красный шрам, как уздечка, подтянул кожу кверху, и рот перекосился. Назаров делал большие усилия, чтобы губы не кривились, но от малейшего волнения шрам синел, рот перекашивался, и страшным становилось тогда лицо Назарова.
Неподалеку тоскливо и громко заржал жеребец. Назаров вытянулся на сене, оперся на локти, положил в большие ладони свою маленькую голову и долго смотрел то на потухающее пламя костра, то на казаков, лежавших вокруг.