— Ты это откуда? — спрашивает меня отец и глядит на Эфроима.
— Откуда же мне быть? — отвечаю я.
— А я разве знаю откуда? — говорит отец. — Скажи ты, тебе лучше знать.
— Из синагоги иду, — отвечаю я.
А где ты был целый день? — спрашивает отец.
— А где мне быть? — отвечаю я.
— Почем я знаю, — говорит отец, — тебе лучше знать.
— В синагоге, — отвечаю.
— Что же ты там делал, в синагоге?
— Что мне там делать?
— А я знаю, что тебе там делать?
— Я изучал…
— Что же ты изучал?
— Что мне изучать?
— Откуда я знаю, что тебе изучать?
— Я изучал Талмуд.
— Какой трактат ты изучил?
— Какой же мне изучать?
— Откуда я знаю какой?
— Трактат «Суббота» я изучал.
Тут Эфроим Клоц сыпанул своим меленьким смешком, и отец больше не выдержал: он вскочил с места и отвесил мне такие две звонкие, горячие пощечины, что у меня искры из глаз посыпались.
Мать это услыхала из соседней комнаты и вбежала с криком:
— Нохим! Господь с тобой! Что ты делаешь? Жениха?! Перед свадьбой! Подумай, что же это будет, если сват узнает?!
……………………….
Мать была права. Гершл Бал-таксе проведал обо всем. Да сам Эфроим Клоц и рассказал, радуясь, что может досадить ему: они издавна были на ножах.
Уже на следующий день утром мне отослали обратно акт обручения и все мои подарки. Конечно, я больше не жених. Отца это так огорчило, что он слег в постель, долго болел, не пускал меня к себе на глаза. Сколько мать ни упрашивала, как ни защищала меня — ничто не помогло.
— Но этот срам! Но этот позор! Не снести мне, — сказал он, — такого позора!
— Да пусть оно пропадом пропадет! — изливала душу мать. — Бог пошлет ему другую невесту. Что ж поделаешь? С жизнью покончить? Видно, она ему не сужена…
Вместе с другими пришел проведать отца и капельмейстер Чечен.
Отец, увидев его, снял с головы ермолку, приподнялся на постели, протянул ему свою тонкую, исхудавшую руку и, посмотрев в глаза, сказал:
— Ой, пан полковник, пан полковник!..
Больше он не мог вымолвить ни слова: его душили кашель и слезы.
Первый раз в жизни я видел отца плачущим. Это меня так потрясло, так больно сжалось мое сердце! Я стоял у окна и глотал слезы. В эту минуту я искренне каялся во всем, что натворил. Я колотил себя в грудь, как истый грешник, и дал себе слово — никогда больше не огорчать отца, никогда-никогда больше не причинять ему неприятностей. Конец скрипке!
Будь я Ротшильд…
Монолог касриловского меламеда
Перевод М. Шамбадала
>{122}
— Будь я Ротшильд… — размечтался касриловский мела-мед однажды в четверг, когда жена потребовала денег, чтоб справить субботу, а у него их не оказалось. — Эх, если бы я был Ротшильдом! Угадайте, что бы я сделал? Первым долгом я завел бы обычай, чтоб жена всегда имела при себе трешницу и не морочила голову каждый раз, когда наступает долгожданный четверг, а субботу отпраздновать не на что… Во-вторых, я выкупил бы заложенный субботний кафтан… Впрочем, нет! Женин кошачий бурнус: пускай перестанет твердить, что ей холодно! Затем я приобретаю весь этот дом, со всеми тремя комнатами, с клетушкой, чуланом, погребом, чердаком, со всей прочей дребеденью: пусть она не говорит, что ей тесно. Вот тебе две комнаты — стряпай себе, пеки, шинкуй, стирай, делай что хочешь, а меня оставь в покое, чтобы я мог заниматься с моими учениками на свежую голову! Нет заботы о заработке, не надо думать, откуда взять на субботу, — благодать, да и только! Дочерей бы всех повыдавал, — долой обузу с плеч. Чего мне еще надо? Вот я и начинаю подумывать о городских делах.