— Впереди моя жизнь! Лямья-Пауль! — засмеялся Саминдалов и, подмигнув Ваське, пояснил: — Стойбище манси на Черемуховой речке, — и снова запел.
Васька понимал настроение товарища: впереди стойбище, в котором живет Майра — невеста Саминдалова. Не о ней ли и поет он?!
— О чем поешь, рума?
— Ни о чем. Сам с собой беседу веду. Вот послушай. Ладно будет?
Саминдалов выпрямился, откинул рукой косички, поправил платок на шее и, ударив себя по бедрам, поднял голову, закрыл глаза:
Далеко, далеко за тайгой, за горами,
Там, где солнце в небе висит каждый день,
Живет в новой юрте из крепких столетних сосен
Майра, Майра — моя невеста!
— Дальше слушай…
Когда солнце встает — Майра тоже встает.
На солнце смотрит — меня вспоминает.
Сердце одно — любовь на двоих. Хорошо!
К реке-воде бежит, моет свои белые ноги,
С рыбкой беседу ведет обо мне, обо мне!
Шибко ждет меня, — видно, крепко любит!
Еще Саминдалов долго пел о том, как он будет ждать два года, пока Майра станет совершеннолетней, как он накопит много денег и половину отдаст ее отцу, а он отдаст ему Майру.
Васька сочувственно слушал, кивая головой.
— Болею я шибко по стойбищу, по оленям. Мы с Майрой хорошо жить будем. Возьму Майру в тайгу, далеко уйдем. Юрту поставим — жить начнем. Ёмас![4] Ружье есть, сахар есть, мука, спички… Один выстрел — лось готов, убитый лежит, рога и мясо дарит. В тайге медведь, белка, птица. Рыбы хочешь — наловлю. Охотнику много ли надо — удача и дети! Вот детей много надо — жить веселей будет. А я отец их! Каждому сердце дам, руки…
— Значит, в тайгу опять…
— Так.
— Эх, Степан, Степан… не так надо!
Саминдалов поднял брови, скрестил руки на груди:
— Лучше нельзя.
— Жалко мне вас, вообще всех манси. Что же?! Всю жизнь, как дикие люди, неграмотные… Хорошей-то жизни и не видите. Вам с Майрой в городе надо жить. Она бы специальность приобрела, училась бы. Да и ты, Степан, глядишь, инженером каким-нибудь стал бы. Вот подавайся с Майрой на лесозавод. Там рабочие требуются…
— Нет, я два года подожду и — в тайгу!
Василий знал об истории Саминдалова и Майры, которая случилась на его стойбище, и уж очень хотелось ему, чтобы стал манси счастливым, да вот не знал, как помочь ему. Видел: мается Саминдалов, грустит… Ночью однажды проснулся, заметил: Саминдалов не спит, и не понял спросонок — не то молится он, не то плачет.
— А скажи, нет у вас какого-нибудь обычая невест воровать?!
Саминдалов засмеялся:
— Есть обычай.
— Так укради! Чем ждать два года! Проще простого! — обрадовался Васька и заметил, как Степан сожалеюще причмокнул губами: — Нельзя. Давно бы украл.