Безжалостно подавляя любое сопротивление, Змей добрался до личных покоев Червяка, который к этому времени стал главой этого замечательного, дарящего людям радость, Цеха. Правда у работниц этого подразделения сферы услуг, а особенно тех из них, кто попал на эту работу, как бы помягче выразиться… скажем так – не совсем добровольно, было особое мнение насчет радости, но это мнение ни администрацию Цеха, ни потребителей готового продукта, или как раньше выражались – фабриката, производимого этим Цехом, не интересовало. Червяк Змея, разумеется, не признал. Трудненько было узнать в этом молодом господине с ледяными глазами того маленького мерзавца, нанесшего Червяку давнишнюю комбинированную травму: моральную и физическую. Однако, незваный гость не поленился напомнить Червяку все перипетии их недолгого знакомства, после чего начальнику Цеха стало плохо. Плохо до такой степени, что он со страху обделался. Смягчающим обстоятельством это ни в коей мере не послужило и Змей его убил. Хотя про покойных или хорошо, или ничего, надо честно признать, что Червяк был плохим человеком… даже очень плохим. Наверняка огромное количество молоденьких девочек, попавших в его бордели не совсем добровольно, а если быть предельно корректными в формулировках – совсем не добровольно, призывало на голову Червяка громы и молнии и посылало ему страшные проклятья, но если бы они увидели какой смертью Змей заставил его покинуть этот бренный мир, то не исключено, что некоторые из них пожалели бы главного сутенера Бакара – женское сердце отходчиво. Нехорошей смертью умер Червяк… очень нехорошей.
Сказать, что тогдашний руководитель бакарской мафии – Филипп Грейнхолан не то чтобы любил Червяка, а вообще испытывал к нему хоть какие-то теплые чувства, значило бы сильно погрешить против истины. Чисто по-человечески он относился к нему как тот того и заслуживал – то есть плохо, с нескрываемой брезгливостью. Однако чувства – чувствами, а дело – делом. Убит руководитель одного из Цехов "Союза". Причем так убит, что привычных ко всему "ребят" чуть не стошнило, когда они увидели труп. Складывалось впечатление, что над Червяком поработал опытный патологоанатом, готовящий препараты для студентов медиков – печень отдельно, сердце отдельно, требуха отдельно, кожа аккуратно снята… Судя по рассказам слуг, забившихся во время экзекуции, как тараканы, по разнообразным щелям, и ничего не видевших, но прекрасно все слышавших, продолжалось все это непотребство долго. Очень долго. Если они не врали, точнее говоря, не преувеличивали – ведь у страха глаза велики, то Червяк оставался в сознании до самого конца процедуры, хотя, с точки зрения медицинской науки, быть такого не могло.