Трабшо вновь обернулся к молодому инспектору.
— Какова бы ни была причина, раз уж она здесь, нам имело бы смысл задать вопросы и ей.
— Безусловно, — ответил Колверт. — Уистлер, пойдите узнайте, все ли еще миссис — Хэтти, так ведь — все ли еще миссис Хэтти Фарджион в студии. Если да, сообщите ей — со всей важностью, — что я хотел бы, чтобы она подождала, пока у меня не появится возможность поговорить с ней.
С энергичным «сию минуту, сэр» сержант покинул кабинет.
— Мистер Хенуэй, — вот что теперь сказала режиссеру Эвадна, — вы только что признались, что были удивлены, услышав о существовании этого нелегального документа, и это, разумеется, понятно. Но были вы, кроме того, обрадованы?
Прежде чем ответить на ее вопрос, Хенуэй, как заметили все, потянул время, чтобы тщательно построить миниатюрный индейский вигвам из своих сложенных ладоней и перекрещенных пальцев. Затем он сказал:
— Прошу прощения?
— Были ли вы обрадованы? Обрадованы, что Фарджион передал свой фильм вам?
— Ну, разумеется, — ответил он пресным голосом. — Разумеется, я был обрадован, что он, как вы выразились, передал свой фильм мне. Но только я предпочел бы слова «почтил меня». Это же величайший комплимент мне от человека, кем я не просто восхищался, но перед кем благоговел как перед художником, кого в личном плане считал своим ментором. Почти символическим отцом. А поскольку я всегда мечтал поставить фильм сам, и поскольку мне пришлось слишком долго ждать такой возможности, конечно, и вопроса не возникало, чтобы я от нее отказался, когда она мне все-таки представилась.
Я хочу, однако, чтобы вы поняли, что я был крайне близок с Фарджи, был его сотрудником и другом почти десятилетие, и его недавняя смерть явилась для меня колоссальным шоком — шоком, от которого я еще не вполне оправился. И, мне кажется, я могу со всей честностью утверждать, что мои честолюбивые помыслы никоим образом не могли вызвать у меня желания, чтобы он преждевременно умер, лишь бы мне представился случай снять мой первый фильм. Если таковой была подоплека вопроса, который вы сейчас мне задали — если вы, короче говоря, подразумевали, будто я был обрадован не просто тем, что фильм Фарджи перешел ко мне, но и тем, что Фарджи перешел в мир иной, то, должен сказать, меня это крайне возмущает.
— Ничего подобного, молодой человек, прошу, примите мои заверения, что я не приписывала вам никаких тайных побуждений. Однако скажите мне, — продолжала она, не дав ему почти никакого времени для умиротворения, — и, пожалуйста, не обижайтесь опять на то, как я это говорю, почему Фарджион выбрал вас, всего лишь ассистента, как замену себе, как своего наследника, а не умудренного опытом режиссера?