— Вина на воре Анкудинове, — мрачно сказал Степан Сидоров.
— Великие беды приняли мы от разбойников, — сокрушенно проговорил Фомка.
— Рыбий глаз! Зачем у Большого Каменного Носа я выловил из воды гадюку Анкудинова! — вскричал Сидорка.
— Досказывай, доченька, — попросил Дежнев.
— «Я тебя полюбил. Ты хороший, — сказал Голгоч Феде. — Я пришел сказать: беги! Вот дорога к жилищу злого духа. Он спрячет тебя в белой юрте. Ительмены туда не ходят. Боятся. Ты ж был Тыжил-Кухту, хоть теперь ты и не он, тебе не страшно. Беги!» Голгоч скрылся. Погоня была близко. Мы слышали топот и крики. Федя схватил меня за руку. Мы побежали. Ветки хлестали наши лица, колючки царапали нас! Мы падали. Зато листья скрывали нас… Мы спустились в овраг, где шумело. Там вошли в белый туман. Ничего не видно! Зыбкая земля дрожала под ногами. Мы тихо шли, взявшись за руки. Чем дальше, шум громче. Я дрожала от страха. Я думала, выскочит злой дух! Мы дошли до большой ямы. В ней кипела вода, как на огне. Шум был из ямы. Такой шум! Я не слышала Федю, хоть он кричал мне на ухо. От воды шел пар. Пахло тухлыми яйцами.
— Не маши рукой, — сказал Сидорка Григорию Байкалу, сделавшему жест недоверия, — мы с Фомкой тоже горячий ключ находили.
— И дух от него был тухлым яйцом, мил человек, — подтвердил Фомка.
— У кипящей воды мы лежали без еды. Лишь пили ту воду, худо пахнувшую. В тумане увидели человека. Я задрожала. Подумала: дьявол идет, хозяин кипящей воды. Федя выхватил саблю. Человек приблизился, шатаясь, словно наевшийся мухоморов. То был Анкудинов.
— Анкудинов! Как же он вас нашел?
— Жена Анкудинова Купени довела его до ключа. Она спрятала его там, как нас — Голгоч. Они плыли по Уйкоаль-реке, по Еловке-реке, по Леме-реке. Они перешли гору. Указав ключ, Купени ушла.
— Что ж Холмогорец? Срубил ему голову? — спросил Степан Сидоров.
— Анкудинов ужом ползал у ног Феди. Просил пощады. Федя оставил ему жизнь. Он был добрый!
Дежнев сокрушенно качал головой.
— У Анкудинова было мясо. Мы сварили его в ключе. Прошел еще день. Федя решил идти к морю. Мы шли по лесам, горам и долам. Пока федина пищаль могла греметь, он убивал медведей и оленей. Мы дошли до моря. Пищаль уже не гремела. Федя бросил ее в воду. Мы шли берегом. Ели улиток, крабов. Голодали. Захворали. Федя сказал: цинга! Силы пали. Ноги не двигались. Анкудинов не мог идти. Мы сидели возле него. Потом он умер. Мы пошли с Федей вдвоем. Через два дня Федя тоже не смог подняться, умирал на голом камне. Он умер. Я легла возле него умереть. Я не хотела его оставить…
Кивиль замолчала, горестно опустив голову. Затем она продолжала тихим безразличным голосом: