— Может быть, — согласился я. — Удивительно только, как все время везло Грибкову… до самой его встречи с вами.
— Зато при встрече со мной, — насмешливо подхватил Вертоградский, — ему решительно не повезло.
Костров вдруг обрадовался.
— Вот-вот, — закивал он головой, — правильно, правильно!
Старику ужасно не хотелось разочаровываться в своем ассистенте. Как всякий хороший и честный человек, он надеялся, что и все вокруг окажутся честными и хорошими. Тем более, что его еще мучила совесть, что он так поспешно обвинил Якимова! Он повернулся ко мне с вопросительным и просящим видом:
— Владимир Семенович, это ведь действительно снимает все подозрения с Юрия Павловича!
— Вы только не подумайте, — мягко сказал я, — что я обвиняю Юрия Павловича. У нас разговор предположительный. Но допустите на одну минуту, что Юрий Павлович — засланный агент.
Костров возмущенно пожал плечами.
— Ну, знаете… — начал он.
По Вертоградский его перебил:
— Ничего, продолжайте, Владимир Семенович.
Я улыбнулся:
— Хорошо, будем продолжать. Значит, Юрий Павлович, вы, с вашего разрешения, засланный агент. Причем самый квалифицированный, самый ценный.
Вертоградский вежливо поклонился:
— Спасибо за комплимент.
— Ваша задача, — дружелюбно продолжал я, — стоять в стороне и не попадаться. Ваша работа далеко впереди. Вам нужно сохранить себя для нее. Грибков вас знает. Вы были с ним и раньше связаны. Может быть, даже именно он передал вам указание уйти в глубокое подполье и ждать. Важнее всего для вас — не выдать себя. Поэтому вы вовсе не хотите помогать Грибкову в его работе. Но события поворачиваются так, что Грибков оказывается в опасности. Что вы будете делать?
Вертоградский подумал, нахмурился и пожал плечами.
— Ей-богу, — сказал он, — ничего не приходит в голову.
— Но это же совершенно ясно, — удивился я, — как вы сами не догадываетесь? Помогать Грибкову рискованно, но, если он попадется, риск еще больше. Вы совершенно не гарантированы от того, что он вас не назовет на допросе. Конечно же, вы будете пытаться спасти Грибкова. Правда ведь?
Вертоградский улыбнулся широкой, добродушной улыбкой.
— Вы совершенно правы, Владимир Семенович, — согласился он. — Разумеется, если бы я был немецким агентом, я бы попытался Грибкова спасти. Но ведь вы хорошо знаете, что я его не спасал.
— Конечно, конечно, — улыбнулся я. — Но представим себе на минуту, что вы фашистский агент, а спасти Грибкова не можете. Что вы должны делать в этом случае? Не догадываетесь? Вы ведь умный человек. Конечно, вы должны любой ценой заставить его замолчать.