– Думать я и сам умею не хуже вас, – раздраженно пожал плечами Принс.
– Вы только полюбуйтесь на меня: забросила такой изумительный дом в Париже, но слишком люблю его, чтобы продать. Ну не абсурд ли это, как вы считаете? Могла бы иметь шикарнейшую яхту, поместья тут, поместья там, могла бы проводить время в невообразимых, захватывающих развлечениях, могла бы возить с собой друзей, непрерывно устраивая им сногсшибательные каникулы… – Билли приостановилась, будто всерьез взвешивала все эти возможности с истовой сосредоточенностью женщины, которая стоит с ножницами в руках посреди розового сада и пытается выбрать в изобилии чудеснейших цветов один наиболее совершенный. – Так ведь нет, – наконец произнесла она. – Ничего подобного! Вот она я, дорогой, здесь, с вами, на старой доброй Седьмой авеню, ложусь костьми из-за этого каталога, в уверенности, что время для него самое подходящее. И я обязательно всем это докажу, Принс, будь что будет! Наверное, я трудоголичка… Но мне так это нравится, что просто не может не получиться. А уж выплаты модельеру с каждой проданной через «Новый Магазин Грез» вещи будут такие, что никому и не снилось! Мне просто казалось, что получать их более пристало вам, нежели кому-то еще.
– Выплаты?
– Ну конечно! Автору коллекции будет отчисляться процент с каждой проданной веши. Разве я вам об этом не говорила? Конечно, можно было бы и сэкономить, наняв команду первоклассных модельеров за гонорар, но все же, пожалуй, лучше, если на бирках будет какое-то одно имя, зато самое громкое. В конечном счете все останутся в выигрыше – включая и меня, само собой.
– Слушайте, Билли!
– Да-да?
– Вы самая отъявленная хитрюга на свете, вам это известно?
– Разумеется, милый!
– Ладно, черт с вами. Присаживайтесь, поговорим.
– О, Принс! – Билли повисла у него на шее.
У нее не было уверенности, что стоит выплачивать проценты, – она надеялась отделаться громадным гонораром за разработку моделей. Но раз уж дело приняло такой оборот, мелочиться не следовало. Для некоторых людей по-настоящему не играет роли ничто, кроме денег, а Принс, хвала господу, всегда принадлежал к их числу.
«Возвращение или скорее бегство к родным пенатам явно пошло на пользу Билли Айк-хорн», – решила Кора де Лионкур. Они сидели за чаем в нью-йоркских апартаментах Билли, и Кора думала о том, что полупровинциальная непосредственность и неприкрытая небрежность, бытовавшие в Калифорнии как вполне допустимый образ жизни, очевидно, настолько же соответствуют Билли, насколько чужда ей была наэлектризованная парижская элегантность. Конечно же, «взять» подъем» в Лос-Анджелесе было для нее пустяковым делом. С каким, должно быть, облегчением она поставила крест на Нью-Йорке и Париже, сбежав домой. Только так гостья могла объяснить себе радостно-возбужденный вид Билли в этот отвратительный хмурый день, тем более что та уверяла, будто ее единственным визитом сегодня было посещение Джона Принса для знакомства с его весенней коллекцией.