— Ох, боюсь я, что до свадьбы не заживет! Не успеет, пожалуй. А? Уж больно вам хорошо в белом — хоть сегодня же свадьбу играй.
— Ой, что вы, Елена Федоровна! — по обыкновению воскликнула Саня и зарделась от смущения. Но тут же поглядела на себя в зеркало и озабоченно спросила: — Нигде не замялось?
Мама заверила ее, что все в полном порядке. Саня взяла забрызганное штукатуркой ведро, в котором были сложены ее инструменты, и стала прощаться. Мама сказала:
— Вы бы лучше оставили их до утра. Еще измажетесь.
— Ничего, — ответила Саня. — Я осторожно. Мне их только во двор снести, в контору.
Она переложила в левую руку и сумку и ведро и, прощаясь с мамой, сказала:
— Спасибо вам, Елена Федоровна! Извините, если что не так…
— Все так, Санечка, спасибо и вам! До свидания.
С Мишей Саня тоже попрощалась за руку и ушла, торопливо застучав каблучками по лестнице.
Белое платье, ритуал прощания — рукопожатие, незнакомые фразы, вроде: «Извините, если что не так», — все это целиком поглотило внимание Миши. Ни о чем другом он в это время не думал. До его сознания не дошло даже то, что Саня прощалась насовсем. То, что завтра она уже не придет, он понял позже. Да и то — не сразу, а постепенно.
Мама вытащила из шкафа и положила на стол целую груду белья, открыла швейную машину и стала что-то чинить, что-то пороть и перешивать. Миша сказал:
— Я пойду во двор.
— Ты на небо-то погляди, — сказала мама. — Вот-вот ливень хлынет.
Вскоре, действительно, пошел дождь. Правда, ливнем его нельзя было назвать, но все равно пришлось остаться дома. Мама вынесла на балкон горшок со столетником и вернулась к своему шитью.
Миша нащупал в кармане пуговицу и долго не мог припомнить, как она попала туда. Наконец припомнил и сказал:
— Мама, пришей, пожалуйста, эту пуговицу к наволочке. Я нечаянно оторвал.
— Хорошо. Положи пока в мою коробочку.
Он положил пуговицу в мамину рабочую коробку и пошел в переднюю, хотя прекрасно знал, что Саня унесла оттуда свои инструменты. И вчера, и позавчера, по вечерам, когда Сани уже не было, здесь, в углу, стояло ведро и из него торчала рукоятка мастерка. Теперь угол был пуст. Только чудом ведро могло снова оказаться в передней — ведь Миша сам видел, что Саня взяла его с собой. Становилось ясно, что завтра Сани уже не будет здесь. Она вообще не будет больше приходить сюда. Она теперь должна работать не в четырнадцатой квартире, а в двенадцатой. Внизу, на шестом этаже.
Вернувшись в комнату, Миша немного повертелся возле мамы, потом втиснулся между ней и машиной и сказал самым умильным голосом, на какой только был способен: