— Значит, Паша — это девочка?
— Вот неотвязный! Я же тебе сказала, что и девочка может быть, и мальчик. Павла можно Павликом называть, а можно и Пашей. Ведь называют же Александра и Сашей, и Саней, и Шурой. Кому как нравится. Но, по-моему, сейчас Пашами чаще называют девочек. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так.
Папа говорил, что «просто так» — это не ответ. Миша и сам понимал, что это не ответ. Но мама никогда не обижалась и не переспрашивала, если Миша все-таки отвечал «просто так».
Миша попытался еще немного поиграть на бильярде, но скоро бросил. Играть одному было совсем не интересно.
Он подошел к балконной двери и притронулся носом к стеклу. На дворе уже стемнело, дождь все не переставал. Мише вспомнились Олежкины слова: «Поштукатурят, разберут все, погрузят на машины и увезут. Увезут и — конец». Да, Миша чувствовал, что праздник подходит к концу. И даже гораздо раньше, чем предполагал Олежка.
Сотни капель бежали по темному стеклу, то и дело сталкиваясь, сливаясь в тонкие струйки, меняя свои крохотные, недолговечные русла. За спиной мерно стучала мамина швейная машина.
•
Миша знал, что рабочие приходят к восьми утра, но поднялся он почти за час до этого, когда мама еще спала.
Внизу, во дворе, управхоз разговаривал о чем-то с дворничихой. Люди торопливо проходили на работу. Старичок из третьей квартиры вывел на прогулку трех фокстерьеров. Самые ревностные из хозяек уже выходили с сумками на рынок, но иные из них надолго останавливались поговорить либо с управхозом, либо со старичком собачником, либо друг с другом.
Мама встала и позвала Мишу завтракать. Сразу после завтрака Миша снова вышел на балкон. Во дворе работа уже кипела, видны были рабочие возле лебедок, возле растворомешалки. Но самих штукатуров, работавших на лесах, с балкона не было видно.
Работает ли сегодня Саня? Здесь ли она, близко, под балконом, или где-нибудь совсем в другом месте? Миша прислушался. Во дворе было шумно, множество звуков неслось со всех сторон. Слышно было, что кто-то работает и здесь, поблизости. Саня это или кто-нибудь другой? Миша тихонько произнес ее имя — так, что сам еле-еле расслышал. Потом произнес немного громче, но так, что опять никто, кроме него, не мог услышать. А окликнуть ее громко, не видя ее, не зная даже, она ли это, Миша не решился.
Он сбежал вниз, во двор, и разглядел на лесах Саню. Да, конечно, это была она — Миша сразу узнал ее по пестрому платью, по белой повязке на правой ноге, чуть пониже колена. Саня работала почти под самым Мишиным балконом, всего в двух или трех метрах. Потом меж досок лесов показалось ее лицо, она рупором приложила ко рту руки и крикнула: