— Дуся! Дусь! У меня раствор кончается! Слышишь?
— Слышу, — крикнула ей лебедчица. — Сейчас подадим.
— Скорей! На два сокола осталось, честное слово!
Саня отошла к стене и снова стала работать. Среди детворы, болтавшейся по двору, Мишу она не заметила.
Он вернулся домой, на балкон, и, перегнувшись через перила, окликнул ее.
— А, Миша! — откликнулась она. — Здравствуй.
— Здравствуй. Я сейчас со двора тебя видел.
В это время Сане подали раствор. Дуся подтянула бачок немного выше, чем нужно было, Саня подняла голову и увидела Мишу.
— Не перегинайся, Мишка, — строго сказала она. — Не перегинайся, а то я с тобой совсем разговаривать не буду.
— Хорошо, — сказал Миша и даже чуточку отстранился от перил. — Хорошо, я не буду перегинаться.
Но разговаривать все равно было очень трудно. Теперь Миша не мог подавать Сане инструменты, не мог угощать ее грибом или квасом, не мог смотреть, как она работает. И сколько он ни старался, он так и не придумал ничего, о чем можно было бы заговорить. Все, что приходило в голову, казалось ему слишком незначительным. Если бы их не разделяли леса, если бы в настиле была хоть порядочная щель, сквозь которую он мог бы ее видеть, тогда другое дело. А так, не видя Сани, Миша терялся.
Досадуя на себя, он ушел в комнату, где, зарывшись в шитье, сидела мама. Он откровенно пожаловался, что ему скучно. Мама предложила ему пойти во двор или к Олежке, но он никуда не пошел. Вот если бы Олежка жил в двенадцатой квартире, — тогда другое дело! Но, как назло, никто из Мишиных приятелей там не жил. Там вообще не было детей. Может быть, зайти навестить Марию Францевну? Мама говорит, что она очень славная старушка. Но с какой стати он к ней пойдет? Никогда не ходил, и вдруг — здравствуйте! Неудобно как-то. Да и неизвестно, в какой там комнате она живет, можно ли от нее выйти на балкон…
— Вот потерпи, Мишка, — сказала мама, — скоро поедем на дачу. Там тебе скучать не придется. Будем в лес по ягоды ходить, по грибы… Помнишь, сколько брусники мы в прошлом году набрали?
— Угу, — ответил он.
Тогда мама сказала, что ей нужно прострочить длинный шов, и разрешила Мише повертеть ручку швейной машины.
А вскоре после того как шов кончился, Миша снова оказался на балконе. Он сел на корточки и, просунув нос сквозь прутья решетки, спросил:
— Саня, ты здесь?
— Здесь, — послышался знакомый голос. — А куда же я денусь?
— Нет, я просто уходил в комнату, а теперь вернулся. Вот я и подумал, что ты, может быть, тоже куда-нибудь ушла за это время.
— Здесь я, Мишутка, здесь. Никуда я не уходила.