— Но в ней еще полно листовок…
— Оставите в управлении. Мы распределим их по предприятиям города.
— Нам надо самим ездить по предприятиям! Мы полагали, что вы нам поможете в организации митингов.
— Охотно помогу. А ездить необязательно, город сравнительно небольшой. Не Ленинград. Можно и пешком. По крайней мере, лучше познакомитесь с Белостоком.
— В конце концов, машина ведь не наша. Мы должны точно в срок вернуть ее в гараж минского завода имени Тельмана.
— Вернете. Через три дня двинетесь в обратный путь, как раз успеете. Словом, на эти три дня машину и водителя я мобилизую.
— А я уже и так мобилизованный, — отозвался Вася. — Вообще-то я на заводе работаю.
— Ну, значит, будете дважды мобилизованным.
Кажется, все наши доводы были исчерпаны.
— Он сегодня почти весь день не выпускал из рук баранку, — сказал Сёлик. — И ночью нам пришлось поспать часа три, не больше.
— Где ваша машина? — спросил Васю начальник управления. — Во дворе?
— Так точно.
— Кабина теплая?
— Теплая.
— Забирайтесь в кабину и спите. К шести, надеюсь, выспитесь. В шесть вас поднимет товарищ Арцимёнок, вы поступаете в его распоряжение на эти дни. Поедете на шоссе Варшава — Белосток.
Начальник встал и оказался человеком весьма невысоким. Пока он сидел, я думал, что он намного выше. Он подошел к окну — наверно, оно выходило во двор, и он хотел посмотреть, где стоит наша машина. А может быть, просто так подошел. Может, глядя в совсем уже потемневшее окно, инстинктивно хотел дать отдых своим воспаленным глазам, которые явно раздражал яркий свет лампы.
— Вы спорили, — сказал он, не оборачиваясь, — скорее всего только потому, что еще не совсем в курсе, не знаете, что там происходит. Думаю, что вам самим, товарищи писатели, хорошо бы выкроить время и съездить на шоссе, к демаркационной линии. Это надо увидеть собственными глазами. Представляете себе? — тысячные толпы идут по дорогам Польши, ища спасения от немецких войск. Идут голодные, измученные, среди горящих деревень. Многие погибли, падая в реки вместе с обломками мостов, разрушаемых немецкой авиацией, других настигали эсэсовские части… Мне уж столько историй про это рассказывали… Уцелевшие двигались на восток, к советской границе, шли из последних сил, уже почти ни на что не надеясь. И вот советская граница сама выдвинулась им навстречу, выдвинулась на сотни километров, да еще и открылась. С тех пор как границу открыли, стало особенно очевидным, какой выбор делают люди. Соглашение-то двустороннее, демаркационная линия открыта в обе стороны — дипломатия есть дипломатия. Но на запад почти никто не идет, только единицы, а на восток — к Белостоку, ко Львову — движутся нескончаемые потоки людей — тысячи, десятки тысяч! Идут белорусы, украинцы, евреи, поляки… Кстати, мне сегодня сказали, что в одном из этих потоков нашли вашу коллегу — известную польскую писательницу Ванду Василевскую. Знаете такую? Читали? Так вот, нашли ее, говорят, совершенно изнемогающую, с израненными ногами, потерявшую где-то в толпе ребенка… Люди переходят на нашу сторону — ограбленные, униженные, больные — и многие тут же валятся с ног, не в силах сделать ни шагу больше. Начальник управления вернулся к столу.