— А что, разве молодые люди не кушают свинину? — встревожилась хозяйка.
— Мы-то все едим, не в нас вопрос. Но как это ваш пресвятой муж терпит?
— Ах, это я вам сейчас объясню. По нашему закону можно кушать только кошерное. Это особые кушанья, которые разрешены богом, и готовить их надо тоже особенным образом. Например, ту же курочку я должна отнести до резника, и он читает одну молитву, когда точит нож, и другую молитву, когда режет горло. А всякая другая пища — это у нас называется трефное, это значит нечистое, такую пищу нельзя кушать по нашей вере.
— Это все нам известно, мамаша, — перебил Вася. — Потому я и спрашиваю: как же к вам трефная свинина затесалась?
— Вовсе она не затесалась. Вот слушайте, я же вам объясняю. Мой муж (он очень ученый человек — мой муж), он мне говорит так: «Треф — это, конечно, греховная пища. Но еще больший грех — спутать треф и кошер». Вы меня понимаете? Зайдет один, попросит ветчины, зайдет другой, попросит поджарить ему яечницу с салом… Какая же я хозяйка, если я всем буду отвечать «нет»? А если отвечать «да», так муж боится, что трефное у меня спутается с кошерным. Так он мне говорит: «Ладно, Зося, держи трефное. Но держи уже лучше только трефное, чтобы не дай бог не спутать». И теперь, если мне нужно сготовить куриный суп и жаркое, так я иду на базар, купляю хорошего петушка и уже не несу его до резника, а режу сама. И никакой путаницы.
•
Временное управление находилось всего в трех кварталах от цукерни пани Фурманской.
Теперь, насытившись, мы мечтали только об одном — о ночлеге. Но даже мы выглядели, наверно, не такими уж усталыми в сравнении с начальником управления. На каждой черточке его лица было написано непреодолимое желание спать. Казалось, что он дремлет, просматривая вполглаза наши документы, дремлет, слушая нас вполуха.
Зазвонил телефон, и, пока начальник разговаривал, Саша сказал:
— Надо закругляться. Человеку явно не до нас. Попросим определить нас куда-нибудь и пойдем.
Но, положив трубку, начальник сам стал расспрашивать нас о работе агитбригады и в какой-то момент заметно оживился. Мы почувствовали наконец тот интерес, который приличествовал первому появлению на белостоцкой земле трех ленинградских писателей. Хоть и молодых, и не самых знаменитых, но все-таки…
— Значит, приехали вы сюда на полуторке, так?
— Да.
— Отлично. Машину я у вас возьму. На три дня. Так вот, значит, чем объяснялся его внезапно пробудившийся интерес!
— То есть — как это возьмете?..
— Очень просто. Машина будет подвозить беженцев от демаркационной линии. Людей, идущих в Белосток из Варшавы.