– Лютефиск. Это норвежское блюдо. Рыба, замачиваемая в березовой золе для придания ей особого вкуса. – Николас состроил гримасу.
– Где ты такое попробовал? Звучит ужасно. – Аннора рассмеялась. Со вчерашнего дня она то и дело улыбается и заливается смехом, и ей это необыкновенно нравится. Неужели мир был настолько уныл до его приезда.
– Когда я впервые оказался в Лондоне, некоторое время жил с одной норвежской семьей. Теперь моя очередь. Какое самое ужасное блюдо доводилось пробовать тебе?
– Даже не знаю. – Аннора задумчиво поправила прядь волос на лбе. – О да, вспомнила! – Она внезапно улыбнулась, наслаждаясь воспоминанием. – Однажды еще девчонкой я прокралась на кухню, желая испечь пирожное. Достаточно сказать, что оно не совсем удалось.
В уголках его глаз плясали веселые искорки.
– По моему скромному опыту, сахарная глазурь способна исправить многие обреченные кулинарные творения.
– Только ни в этом случае. – Аннора доела рыбу и отставила тарелку. – Чем займемся дальше? – Она чувствовала себя расслабленной, возможно, даже пребывала в некоей эйфории. Рядом с ним удивительно легко. Если подумать, как много приятных вещей уже связано у нее с Николасом, с ним легко смеяться, разговаривать. Наверное, с ним легко делать буквально все:
– Я собираюсь поплавать. А ты? – вдруг предложил Ник.
А вот это нелегко. Купание для леди – процесс непростой. Аннора подтянула к себе крепко сомкнутые коленки и обвила их руками. Когда-то ей очень нравилось плавать, однако с тех пор она выросла, и купание оказалось в числе вещей, неприемлемых для леди. Дамы не могут плавать в одежде, а иначе это занятие в высшей степени непристойное, тем более на публике.
– От воды отяжелеют юбки.
Николас лукаво усмехнулся.
– Тогда сними их.
Он уже приготовился спорить с ней на тему купания, хотя прекрасно знал, что делать. Он стащил рубашку и повесил на ветку. Возможно, это получилось не столь грациозно, как хотелось, поскольку та насквозь промокла и прилипла к телу. Затем он потянулся рукой к поясу бриджей.
– Что ты делаешь? – Ей едва удалось скрыть возбуждение и предвкушение чего-то запретного.
– Снимаю бриджи. Не собираюсь плавать в них.
– И в чем же ты собираешься плавать?
– В том, чем наделила меня природа. Ты же можешь искупаться в нижней рубашке, если хочешь.
– Не могу, – запнулась Аннора, прикусив губу.
– В таком случае избавься и от нее тоже. – Он спустил бриджи до бедер и, дрыгая ногами, быстро от них избавился, оставшись в исподнем, дабы не смущать ее. Обернулся, и Аннора покраснела, стараясь отвести взгляд. – Только не говори, что тебя пугает мой естественный вид. – Николас широко растопырил руки и двинулся на нее. Он не мог удержаться от безобидной шутки. Ник понял: ее всегда можно поддразнить. Скованная социальными ограничениями дикость и необузданность вырывались на свободу, стоило ей ослабить тиски самоконтроля. И ему нравилось ослаблять эти тиски, как совсем недавно с рыбалкой.