Черный флаг (Боуден) - страница 5

И правда была в том, что — прости меня, отец, да упокоит Бог твою душу — я ненавидел свою работу, и это нельзя сказать мягче. После нескольких кружек эля, что ж, я ненавидел ее чуть меньше, но это все, что я могу сказать. Выбалтывал ли я свои мечты по пьяни? Возможно. Тогда я толком не думал об этом. Я знал только то, что во мне сидело глубокое отвращение к тому, как разворачивалась моя жизнь — или, что еще хуже, то, как она уже развернулась.

Возможно, когда речь шла о моих настоящих чувствах, я был слегка несдержанным. Возможно даже, у моих собутыльников сложилось обо мне впечатление, что я чувствовал, что жизнь готовила мне что-то получше. Что я могу сказать? Я был молодым надменным выпивохой. Плохой набор и в лучшие времена, а те времена лучшими никак нельзя было назвать.

"Ты думаешь, ты выше людей типа нас, да?"

Я частенько такое слышал. Или как минимум разные вариации этой фразы.

Наверно, было бы вежливее отвечать "нет", но я так не делал, из-за чего частенько оказывался в драках. Наверно, я хотел доказать, что я был лучше них, в бою в том числе. А может, так я защищал имя своей семьи. Да, возможно, я был пьяницей. Обольстителем. Наглым. Ненадежным. Но я не был трусом, нет. Я никогда не убегал, поджав хвост.

Именно летом моё безрассудство достигало самых высот. Именно тогда я был самым пьяным и самым буйным, и, по правде сказать, той еще занозой в заднице. С другой стороны, именно тогда я был более готов спасти молодую девушку в беде.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мы встретились в "Старой дубинке" — таверне примерно на полпути между Хазертоном и Бристолем. Я частенько захаживал туда — иногда несколько раз в день. Такое случалось, когда мои родители подолгу не могли отлучиться в город, занятые стрижкой овец, и мне приходилось ходить туда вместо них.

Признаюсь, вначале я почти не обратил на нее внимания. Ума не приложу, как такое могло выйти — в те времена я очень гордился как раз тем, что знал буквально всех хорошеньких женщин в округе. К тому же в такой дыре, как "Дубинка", как-то не ждешь увидеть хорошенькую женщину. Женщину — да. Женщина "известного склада" — да. Но эта девушка явно к таким не относилась: юная, примерно моих лет, одетая в льняной чепец и блузу, она скорее напоминала служанку.

Однако мое внимание привлекло не столько ее платье, сколько голос. Девушка говорила очень громко, и это сильно не вязалось с ее обликом. За одним столом с ней сидели трое мужчин, все намного ее старше. Их я узнал сразу: это были Том Кобли, его брат Сет, а третьего звали Джулиан — его фамилию я никогда не слышал; он работал вместе с Кобли. С этой троицей мы едва ладили и всегда были готовы обменяться если не ударами, так колкостями. Им казалось, что я ворочу от них нос, и они отвечали мне тем же. В общем, приязни у нас друг к другу не было ни на грош. Когда я их увидел, они сидели на скамьях, подавшись вперед и ухмыляясь, и пожирали девушку глазами, выдававшими дурные намерения. При этом все трое вели себя как ни в чем не бывало: широко улыбались, болтали без умолку, не забывая подбадривать девушку, которая тем временем осушила целый кувшин эля.