— Чертовы пираты, — прорычал он сквозь стиснутые зубы.
Я увидел, как палец надавил на курок. Я услышал, как ударил молоток пистолета, и закрыл глаза в ожидании выстрела.
Но он не раздался. Конечно, не раздался. В этом человеке действительно было что-то не от мира сего — его грациозность, его скорость, его одеяние, его выбор оружия — но он был все же простым смертным, и ни один смертный не в силах повелевать морем. Даже этот не смог уберечь порох от намокания.
Урок номер четыре: если ты проигнорируешь урок номер один, номер два и номер три, лучше не наводить пистолет с влажным порохом.
Утратив преимущество, убийца развернулся, помчался прямиком к границе леса, одной рукой все еще придерживая раненый живот, а другой отгораживаясь от растительности подлесья, на которую он наскочил, и пропал из виду. Какое-то мгновение я просто стоял там, не веря в собственное везение: был бы я кошкой, тогда бы я уже истратил три свои жизни из девяти, и все за день.
Не раздумывая — ну, может, чуть-чуть раздумывая, потому что, в конце концов, я видел его в деле, и, раненый или нет, он был опасен — я кинулся за ним в погоню. У него было то, что я хотел. Тот скрытый клинок.
Я услышал, как он шумно пробивался сквозь джунгли впереди меня и, не обращая внимания на ветки, плетьми полосовавшие мое лицо, я погнался за ним. Я потянулся, чтобы не дать толстому зеленому листу размером с банджо ударить меня по лицу, и увидел на нем кровавый отпечаток руки. Прекрасно. Я был на верном пути. Издали зашумели встревоженные птицы, устремившись сквозь сени деревьев наверху. Мне едва ли стоило беспокоиться о том, чтобы не потерять его: все джунгли тряслись от его неловких движений. Грациозность, казалось, пропала в неуклюжей борьбе за выживание.
— Убью, если последуешь за мной, — донеслось спереди.
В этом я сомневался. Насколько я понимал, дни, когда он убивал, подошли к концу.
Так и оказалось. Я добрался до поляны, на которой он стоял, полусогнувшись от боли в животе. Он пытался решить, каким путем продолжить бег, но, услышав, как я выбрался из леса, обернулся ко мне лицом. Обернулся медленно и болезненно, как старик, ослабленный болью в животе.
Что-то от его гордости вернулось, и слабая борьба зажглась в его глазах, когда раздался тихий скрежет, и из его правого рукава показался клинок, сверкавший в сумерках поляны.
Меня осенило, что этот клинок, должно быть, внушал страх врагам, а внушить страх врагу — все равно что одержать пол победы. Заставь кого-либо бояться себя — вот в чем ключ. К несчастью, вместе с его днями, когда он убивал, к концу подошла и способность пугать противников. Даже с робой, с капюшоном и клинком. На нем, изможденном и сгорбленном от боли, они выглядели как дешевое тряпье. Я не получил удовольствия, когда убил его, и вероятно он не заслуживал смерти. Наш капитан был жестоким и беспощадным человеком, он любил пороть плетью.