Туннель Эго (Метцингер) - страница 97

Сейчас у нас в руках есть теория, которая объясняет, как подличностные события в мозгу (например, те, которые определяют цели действий и подбирают подходящие двигательные команды) могут стать содержимым сознательной самости. Когда определенные ступени обработки данных поднимаются до уровня сознательного опыта и встраиваются в себя-модель, действующую в мозгу, они становятся доступны для всех ваших умственных способностей. Теперь вы переживаете их в качестве ваших собственных мыслей, решений или побуждений к действию, то есть, в качестве свойств, принадлежащих вам, личности, как целому. Понятно также, почему эти события, всплывающие в самосознании, появляются непременно спонтанно и без всяких причин. Они являются первым звеном цепи, которая пересекает границу между сознательными и бессознательными процессами в мозгу; у вас появляется впечатление, что они появляются в вашем уме «как гром среди ясного неба». Бессознательная предтеча невидима, но связь есть (недавно это было продемонстрировано на примере сознательного вето — случая, когда преднамеренное действие прерывается в последний момент). Однако, на самом деле, сознательное переживание намерения — лишь частичка сложного процесса в мозгу; этот факт остаётся невидимым для нас, поэтому мы отчётливо переживаем способность спонтанно инициировать каузальные цепочки, тянущиеся из мира умственного в мир физический. Это видение агента (здесь мы уже обретаем более глубокое понимание того, что значит утверждение о том, что себя-модель прозрачна. Зачастую, мозг слеп относительно своей собственной работы).

Наука об уме сейчас решительно включает эти факты в представление о Туннеле Эго. Назревает конфликт между туннелем биологической действительности в наших головах и нейробиологическим образом человечества, и многие чувствуют, что этот образ может угрожать здравию нашего ума. Я думаю, что раздражение и глубокое негодование, которые сопровождают публичные дебаты относительно свободы воли, имеют мало общего с действительным положением дел. Такие реакции связаны с интуитивным убеждением, что некоторые типы ответов будут не только вызывать эмоциональное смущение, но и будут совершенно лишены возможности интегрироваться в наши сознательные себя-модели. Это первый пункт.^>14

Заметка по феноменологии воли: Её не так уж просто определить, как может показаться на первый взгляд; восприятие цвета, например, гораздо чётче. Вы когда-нибудь пытались интроспективно наблюдать, что происходит, когда вы решаете поднять свою руку, после чего рука действительно поднимается? Какова на самом деле высокодифференцированная структура причины и последствия? Можете ли вы проследить за тем, как умственное событие становится причиной физического события? Смотрите внимательно! Я думаю, что, чем внимательнее вы следите и чем тщательнее вы обращаете внимание на процесс принятия решения, тем яснее для вас становится, что сознательные намерения неуловимы: Чем упорнее смотришь на них, тем более они отступают к фону. Более того, мы пытаемся говорить о свободе воли так, как если бы мы все разделяли друг с другом равно одинаковый опыт субъективных переживаний. А ведь это не так: Культура и традиция оказывают сильное влияние на то, как мы сообщаем об этих переживаниях. Сама феноменология вполне может быть ограниченна подобным же образом, так как себя-модель также является окном, соединяющим наши внутренние жизни с общественной практикой вокруг нас. Свободная воля существует не только в наших умах — это также и общественный институт. Убеждение в том, что нечто вроде агентства свободной воли существует и что мы относимся друг к другу, как к автономным агентам, представляет собой концепт, фундаментальный для нашей правовой системы и правил, управляющих нашими обществами. Эти правила строятся на заметках об ответственности, подотчётности и вине. Эти правила отражают глубинную структуру нашей личной модели себя. Это непрерывное отражение законов, эта проекция убежденностей более высокого порядка относительно самих себя породили сложные сети социума. Если, в один прекрасный день, мы окажемся вынуждены рассказать совершенно другую историю о том, чем воля человека является и чем она не является, это окажет беспрецедентное влияние на наши общества. К примеру, если подотчётность и ответственность в действительности не существуют, то бессмысленно наказывать людей (что обратно их реабилитации) за то, что они не могли не сделать. Возмездие тогда будет представляться концептом Каменного Века, чем-то, унаследованным от животных. Когда современная нейрология откроет достаточные нейронные корреляты воления, желания, намерения и исполнения действия, тогда мы сможем провоцировать, усиливать, гасить и модулировать сознательные переживания воли, производя операции над этими нейронными коррелятами. Станет ясно, что актуальные причины наших поступков, желаний и намерений зачастую имеют мало общего с тем, что говорит нам об этом самосознание. С научной перспективы, которая является перспективой от третьего лица, наше внутреннее переживание широкой автономии может всё более напоминать нам то, чем она всегда и была — всего лишь видимость. В то же самое время, мы научимся восхищаться элегантностью и устойчивостью, с которой природа встроила в туннель реальности только то, что действительно нужно знать организму, вместо того, чтобы обременять организм потоком информации о работе собственных мозгов. Субъективное переживание свободы воли предстанет перед нами в качестве остроумного нейровычислительного инструмента. Этот инструмент нужен не только в качестве внутреннего пользовательского интерфейса, который позволяет организму контролировать и адаптировать своё поведение; он также является необходимым условием социального взаимодействия и культурной эволюции.