– Как ты, Душечка, пошабашила? Здравствуй, Коля. У-у, славный толстяк, – потрепала она по голове Султана, который принялся лизать ей руки, отвлекшись от еды. – А что вы тут стоите, на самом солнцепеке?
– Я приглашаю вашу, Лариса Васильевна, внучку на пруд купаться.
– И что ж она? Пойдет?
– Она пока еще не дала согласия. Но я настроен на положительный ответ.
Эти двое говорили про меня так, как будто меня рядом не было.
– Я, пожалуй, не хочу купаться, – громко сказала я. – Вообще-то хочу, но в душе и одна.
– Извини, Коля. Она хочет в душе и одна, – объяснила бабушка Коле. – Может, в другой раз.
– Хорошо, – согласился покладистый Коля. – Всего доброго, дамы.
И удалился. На выбритом затылке у него я заметила маленькую татуировку – не то руна, не то иероглиф какой-то.
– О чем вы тут говорили? – ревниво спросила бабушка, пока я запирала столовую.
– Ты ж слышала. Купаться звал.
– И все?
– Все.
– Он тебе понравился? – спросила бабушка и хихикнула, как будто ей было двенадцать лет.
– Бабуль, да я его второй раз вижу! Первый раз за обедом.
– Для любви с первого взгляда достаточно, – объявила бабушка. – И то еще один взгляд будет лишний. Между прочим, знаешь, кто он?
– Между прочим, не знаю.
– Сын Ивана Федоровича.
Я споткнулась.
– Ты ж говорила, он умер!
– Типун тебе на язык, Душка! Это жена Ивана Федоровича умерла, и ребеночек. А Коля жив, чего это он умер?
– Ну... наркоман был и умер. Я так тебя поняла.
– Я сказала, что он был наркоман и лечился. Я ему помогала. Хоть я и не нарколог, но жизнь-то знаю и кое-что могу. Потом специалисты им занимались. И он вылечился, видимо. Хотя сейчас говорят, выздоровевших наркоманов нет, а есть неактивные. Но он работает, старается, и в поле, и машину водит, отвозит товар на реализацию. Хочешь, съездим как-нибудь с ним в Москву на машине.
– Зачем?
– Купальник тебе купим, например. – И бабушка снова захихикала. – Да и вообще – ты ведь, кажется, не была в Москве?
В Москве я была, но очень давно. Класс возили в столицу на весенние каникулы. Запомнилось низкое серое небо, дождь. Мокрая брусчатка Красной площади. Какие-то грустные птицы в зоопарке. Подземный ветер метро. Экзальтированная учительница литературы повела нас навестить могилу Есенина. На Ваганьковском кладбище было пустынно, но возле самой могилы ошивались какие-то мутные личности, явно нетрезвые. Один из них, высокий, с сальными волосами, забранными в хвост, и глазами, залепленными желтой слизью, посмотрел на меня и вдруг дурашливо замычал, распялив рот. Этот гадкий тип стал моим кошмаром на несколько последующих ночей.