И — надо же — увидел скошенными глазами лёгкую рябь примерно посередине столешницы, ниже от центра.
— А это что?
Он осторожно показал.
— Хм. Это, Артемиус, по всей видимости, фикус.
— Какой ещё фикус?
Табачный Дух молча сдвинул скрепку на указанное место. На голову Артёму упал горшок с фикусом.
* * *
— Он говорит, что удивлён тем, как у тебя получается, — прошептала ему в ухо ведьма Лена, осторожно промокая ссадину под волосами салфеткой.
Ссадина тут же затягивалась. Лежащий на полу Артём со стоном поднял голову, пытаясь осмотреться. Ведьма придержала его под шею, взъерошив волосы, чтобы вытряхнуть из них сухую землю.
— Что?..
— Ты делаешь успехи, — улыбнулась Лена. — Только осторожнее.
От её улыбки голова Артёма сразу перестала болеть.
— Я же тебе говорила: Тут — не Москва. Всякое бывает. Это, — она подобрала с пола упавшую вместе с Артёмом скрепку, — его прошлый ученик. Андрей. Его тоже я оформляла. — Ведьма взглянула на скрепку со вздохом. — Высокий такой был. Симпатичный.
Артём приподнялся на локте, на всякий случай застонав, стараясь, чтобы его шея осталась в ладони Лены.
— А-а-а… Можно его… Обратно?
Он подвигал пальцем в воздухе, как будто передвигая скрепку по столу. Глаза Артёма горели искренним интересом и озабоченностью. Он мало чего в жизни хотел, как возможности расколдовать эту скрепку. Почему-то он видел в ней себя.
— Можно, конечно. — В комнату вплыл Табачный Дух со стаканом воды в руке. — На Южном полюсе в день осеннего равноденствия две тысячи сорок третьего года, в момент, когда в Москве на улице Земляной вал сдохнет хомяк чёрного цвета, в Стоунхендже турист уронит фотоаппарат, в австралийском штате Новый Южный Уэльс пойдёт дождь и будет идти ровно столько же времени, что дождь в Сиэтле неделей раньше, при условии, что Маргарет из Йоркшира научится кататься на доске, и непременно на Бали, и ещё при чёртовой куче условий!
К концу перечисления голос Духа становился всё громче, а на слове «куча» стакан в его руке лопнул, осколки искрами брызнули в стороны, а вода полила сухой корень фикуса.
Корень пошевелился.
— А я ему говорил: «Не трожь оглоблю». Кричал даже. А он: «Лошадка, лошадка». Дурак, в общем.
Дух взял из пальцев Лены скрепку, потёр о свой бок, как будто мог вытереть земляную пыль о дым, и положил на стол. Всё ещё лежащий на полу Артём пообещал себе никогда-никогда не делать того, чего Дух не разрешает.
— Ты иди, Леночка, — сказал Табачный Дух. — Мы тут сами приберёмся. Ведьма потянула Артёма за шею, помогая сесть.
— Ой, Душик, ну ты посмотри, какой он бледный. — Она ещё раз осторожно отряхнула Артёму волосы. — Человек же. Они же такие хрупкие…