— Что это ты где пристроился? — насмешливо спросил Санджаров. — В старцы древние записался?
Анкар-ага улыбнулся, перебирая бороду крупными гибкими пальцами. Ответил не сразу:
— Знаешь, Санджар Политик, у ребенка сила в ногах — бегает, скачет, резвится; у юноши — важней всего стан стройный, красавицам по вкусу. А на старости лет прелесть жизни — во рту. Поесть да с людьми потолковать — вот и все наши радости.
— Будто уж больше ни на что и не способен? — Санджарову не терпелось сказать, что человек, за одну ночь добравшийся до Ашхабада, не вправе жаловаться на старость, но стесняло присутствие Довлиханова.
Гости пододвинули поближе чайники, принесенные Кейкер, и разговор перешел на злободневные темы: о сенокосе, о стрижке в отарах…
— Кстати, Шаклычев, — сказал Санджаров, когда с чаем было покончено, — не наведаться ли вам с Довлихановым к стригалям? Подозреваю, что вы в жизни своей не видели, как овцу стригут.
— Один раз довелось, — сказал Шаклычев, вопросительно глядя на Довлиханова.
— А в самом деле! — Довлиханов проворно поднялся, стараясь не показать, что понял маневр Санджарова. — Приехали — и за угощение. Надо же к людям сходить, поздороваться…
Они ушли.
— Знаешь их? — спросил Санджаров, решив не откладывать разговора.
— Тот, помоложе, над учителями начальник; помнится, бывал у нас. И другой… знаком. Вид у него что-то невеселый. Причина какая есть?
— Есть, — ответил Санджаров, глядя Анкару-ага прямо в глаза. — От работы освободили. Меня ведь тоже освободили. Этот молодой, учительский начальник, теперь на моем месте будет.
Анкар-ага молча кивнул — понятно.
— Я слышал, ты собрание приехал проводить? — спросил он немного погодя.
По тому, с каким безразличием были произнесены эти слова, Санджаров мог судить, что обеспокоен старик не на шутку. Значит, Сазак успел уже проболтаться.
— Собрание, Анкар-ага. И надеюсь на твою помощь. Хотим дать вам нового председателя. — Санджаров внимательно посмотрел на старика.
— Так-так… — Больше Анкар-ага ничего не добавил, и о смысле его короткого замечания можно было только догадываться.
Санджаров помолчал, еще надеясь, что старик продолжит свою речь. Нет, ни слова. И он не выдержал:
— Как тебя понимать? Если ты против — скажи прямо.
— Скажу, скажу. Скрытному ведь грош цена. Я не знаю, одумался ли человек, будет от него колхозу прок или нет. Лицо у него сегодня виноватое. Может, понял, что не дело людей запугивать. А так — ученый, видно…
Восторга старик не испытывает, но возражать не станет. И то хлеб. Вопрос об избрании Довлиханова следовало считать решенным. Но это был все же не самый трудный вопрос. Переливая зеленый чай, Санджаров поглядывал на старика, стараясь понять, благоприятный ли сейчас момент для главного разговора. Настроение у Анкара-ага вроде ничего, да и тянуть больше нет никакой возможности.