Кибиток на Ганлы не больше, чем на Юсупе, и все же это центр, потому что здесь палатка председателя, а возле нее вырыт глубокий погреб, крытый хворостом и колючей травой. В погребе склад.
Каждый день в склад привозят свежесбитое масло. Чаще приезжает сам Поллык-ага, но иногда поручает это дело Солтанджамал. Вот и сегодня масло привезла она. Уложила верблюда, прочитала прибитый над дверью лозунг: «Товарищи доярки и стригали! Достойно встретим 1-е Мая! Наше дело правое. Мы победим!» — и начала стаскивать тяжелые бидоны.
Из погреба вышла Кейкер с толстой коричневой тетрадью в руке. Увидев Солтанджамал, сунула тетрадку в карман и стала помогать ей.
— Как живем, Кейкер? Как новая заведующая? Она здесь?
В вопросе явно слышалась издевка, и Кейкер лишь кивнула в ответ. Они потащили кувшины вниз.
В разделенном на отсеки полутемном погребе было прохладно. У самой двери стояли весы, маленький столик и два стула. К весам привязана табличка с надписью: «Курить воспрещается». «Ну да, на стенку-то здесь не повесишь», — мельком подумала Солтанджамал. Гыджа с карандашом в руке стояла возле кувшинов с маслом, по самое горлышко зарытых в землю. Она видела Солтанджамал, но не поспешила ей навстречу, сделала вид, что поправляет шерстинку на горле кувшина — от муравьев. Новая заведующая была в длинном полушелковом платье, поверх него — белый халат и пиджак Вейиса, на ногах — хромовые сапоги. Мгновенно прикрыв рот концом головного платка, Солтанджамал прихватила его зубами. И лишь когда Гыджа подошла, — притворно охнув, открыла лицо.
— Ой, это ты, Гыджа? А я думала, что за мужик ходит! В сапогах!
Гыджа насмешливо глянула на нее:
— А чем я не мужчина, раз от меня молодухи закрываются!
— Что и говорить: и пиджак, и сапоги. Одного только не хватает. Ну этого, как говорится, не займешь, не купишь!..
— А зачем покупать? — Гыджа усмехнулась. — Даром сколько хочешь предлагают. Отбою нет.
— И ты, конечно, не теряешься?
— А чего ж… Иначе заведующей не назначили бы. Ну, еще чем поинтересуешься? Все ясно? Тогда давай тащи бидоны на весы!
До сих пор Солтанджамал полагала: никто из односельчан не одолеет ее в перебранке, а Гыджа вот одолела. Стиснув зубы, Солтанджамал взвесила масло, оформила документы. Выйдя из погреба, плюнула с остервенением и стала поднимать верблюда. Из погреба слышался спокойный перестук костяшек — Гыджа считала на счетах.