Ей все-таки удалось ухватиться за уступ, и, пошарив ногами, она нашла, куда встать самыми носочками. Она не знала, что там, ниже, сколько метров пустоты может поймать ее, если она ослабит хватку. Лара прильнула к скале, вросла в нее, не смея шелохнуться.
«Неужели вот так? Так все и кончится?» — эта мысль устроилась в ее черепе, змеей свившись в кольцо с хвостом во рту. Змеиная кожа была холодна и поблескивала сталью.
И тогда Лара выдохнула свою единственную причину:
— Егор…
Кажется, это был крик. Или она кричала, пока падала — но лицо Егора тут же возникло за выступом, прямо над ее головой. К ней тянулась его рука.
— Лара. Держись. Хватайся за руку.
Не вопль, а — приказ.
— Да.
Несмотря на ответ, она почему-то не могла заставить себя отпустить скалу.
— Лара, сейчас ты отпустишь камень и правой рукой схватишься за мою руку. На счет «три», хорошо? Раз, два, три.
Ее тело в эту секунду, кажется, стало принадлежать Егору. По крайней мере, его оно послушалось, и на счет «три» правая рука Лары действительно разжала пальцы и ухватилась за его протянутую руку.
— Держу!
Лара почувствовала, как нечеловеческое притяжение, сильнее земной гравитации, тянет ее вверх.
Егор втащил ее на тропу, и они повалились в серо-желтую пыль. Он, тут же встав на колени и нависнув над Ларой, стал ее ощупывать и спрашивал, кажется, где больно. Она отвечала, сама себя не слыша, и только видела дырки на коленях и лохмотья, в которые превратилась ее футболка на животе и правом боку. Рваная ткань быстро пропитывалась кровью. Тогда Егор подхватил ее на руки и понес.
Когда ватная тишина схлынула, все стало как-то слишком громко — биение арефьевского сердца прямо над ухом, крики птиц. Потом накатились ощущения: тепло широкой груди, запах пота, кровяная влага под грудью и боль. Как по отмашке, начало болеть везде. И застучали зубы.
Они добрались до турбазы довольно быстро, хотя в лесу уже сгустилась тьма. Часть пути Лара преодолела сама, давая своему спасителю передышку. Кровь еще сочилась, сворачивалась, но не засыхала. В домике Егор уложил Лару на кровать и вышел, а вернулся с бутылкой водки и аптечкой из машины.
Полстакана водки, жидкость, хлынувшая по пищеводу, как огонь по бикфордову шнуру. Егор стащил с Лары футболку и джинсы, и она оказалась в одних только трусиках быстрее, чем осознала это. Но на смущение не осталось сил. Кусками ваты, смоченными в водке так, что с них капало, Егор смывал пыль, грязь и схватывающуюся кровь. От груди до выступа тазовой кости весь бок Лары был располосован, будто его стесали наждаком, с глубокой бороздой посередине, оставленной каким-то каменным выступом. Ладони, локти, колени — всех ссадин касались белые куски ваты, быстро становясь грязно-коричневыми. Лара шипела, едва сдерживаясь от вскриков, и, чтобы не так сильно щипало, Егор прерывисто дул на каждую ссадину. Ледяная водка в ранах будто вскипала.