* * *
В больнице тоже царила тишина.
Легкий дождик начал накрапывать примерно часов в одиннадцать утра. Он размазал пыль на стеклах больничных окон, и на белоснежные стены легли легкие пятнистые тени; они будто заляпали безукоризненную чистоту стен и надраенный до блеска пол больничного коридора.
Тедди Карелла сидела на скамье в этом пустынном коридоре и следила за движением по полу неясных теней от стекавших по стеклу капель. Ей почему-то не хотелось, чтобы отражения эти коснулись двери в палату ее мужа. В ее воспаленном воображении капли эти были олицетворением смерти, которая исподтишка крадется по полу, непрочно зажатая прямоугольником оконной рамы, и тень от нее уже подползла к двери палаты Стива. Она представила себе, как капли перекатываются через весь коридор, как они пожирают постепенно все пространство пола, как они начинают бросаться на дверь, вышибают ее, а потом устремляются через палату к постели.
Нервно вздрогнув, она усилием воли отогнала от себя это видение.
* * *
Крохотная птичка неподвижно зависла в тревожной белизне неба. Не было ни ветра, ни звука – только птица на фоне облаков, а остальное – пустота. И внезапно все наполнилось нарастающим шумом приближающегося урагана, зарождающегося где-то вдалеке, на самом краешке неба за бескрайней, голой и пустынной равниной. Гул этот приближался, нарастал, все пространство закрыло клубами пыли, которые вздымались к самому небу; и вдруг птицу, до этого неподвижно висевшую в небе, подбросило еще выше, а потом она начала камнем падать вниз; она падала и падала, а ветер в далеком бескрайнем небе нагнал тучи, и оно потемнело: стало сначала свинцово-серым, а потом и иссиня-черным, как бы выворачиваясь наизнанку. Птицу же швырнуло вниз, и она пикировала сейчас, выставив вперед желтый клюв и сверкая черными и жадными глазами.
Он стоял в полном одиночестве посреди равнины; ураганный ветер рвал на нем одежду, трепал волосы, он бессильно вздымал сжатые кулаки к небу, навстречу злобно налетающей на него птице и кричал, кричал, стараясь перекричать вой ветра, но беззвучный его крик ветер тут же швырял ему в лицо, и он уже чувствовал, как клюв птицы раскаленным ножом впивается ему в плечо, чувствовал, как когтистые ее лапы терзают его тело, а он все продолжал выкрикивать такие важные, такие нужные сейчас слова, выкрикивать в этот мрак и завывающий ветер.
– Что он пытается сказать? – спросил лейтенант Бернс.
– Не знаю, – ответил Эрнандес.
– Давай попытаемся понять. Он явно хочет нам что-то сказать.
– Огу-ба-ба, – шептали губы Кареллы. Голова его металась по подушке. – Ба-ба... – бормотал он.