– Ну и где он, черт бы его подрал? – недовольно спросил Мейер.
Положив руку на дверцу полицейского седана, он посмотрел на хмурое небо и погрозил ему кулаком.
– Пойдет еще, – успокоил его Карелла.
– Когда только? – вяло пожал плечами Мейер и полез в машину.
Карелла завел мотор и вырулил со стоянки.
– Эти чертовы олухи из бюро погоды... их давно пора гнать с работы, – продолжал ворчать Мейер. – В тот день, когда у нас был последний ураган, они обещали солнце и слабый ветерок. Надо же! Мы в состоянии отправить человека на Луну, но до сих пор не можем точно сказать, пойдет ли во вторник дождь.
– Интересная мысль, – сказал Карелла.
– Какая?
– Насчет Луны.
– В каком смысле?
– Почему у нас должно быть все тихо и гладко, раз мы можем отправить человека на Луну?
– Что за чертовщину ты несешь?
– Мы можем летать на Луну, но порой не можем дозвониться в Риверхед. Мы можем летать на Луну, но не в состоянии справиться с пробками на дорогах. Мы можем летать на Луну...
– Теперь понял, – перебил его Мейер. – Но не пойму, к чему ты клонишь. Ведь есть же связь между погодой и миллионами долларов, которые мы тратим, запуская в космос метеозонды!
– Просто я подумал, что это очень интересное наблюдение.
– Очень интересное, – с сарказмом подтвердил Мейер.
– Да что с тобой сегодня?
– Ничего.
– О'кей, – пожал плечами Карелла.
Некоторое время они ехали молча. Город был серым и представлял собой классический фон для гангстерского фильма 30-х годов. Складывалось впечатление, будто кто-то лишил его всех ярких красок, и рекламные плакаты сразу же потускнели, фасады домов зловеще нависли над тротуарами, модные пальто и куртки на женщинах превратились в заношенные тряпки, и даже рождественские украшения в витринах магазинов поблекли, потеряв свою привлекательность. Окутанные серой мглой, мишура и гирлянды свисали словно клубки лохмотьев, лишь отпугивая покупателей и еще раз напоминая, что все это выставляется только раз в году, а потом убирается в пыльные подвалы. Даже костюмы Санта-Клаусов на перекрестках казались не ярко-красными, а тускло-коричневыми, их бутафорские бороды напоминали клочья грязной ваты, а звон медных колокольчиков казался дребезжанием консервных банок. Сначала у города отобрали солнечный свет, а теперь еще и лишили чистого снега. Город ждал и с каждой минутой становился все мрачнее.
– Я все думаю о Рождестве, – сказал Карелла.
– А что такое?
– Я дежурю. Не хочешь со мной поменяться?
– Чего это ради? – возмутился Мейер.
– Ну, я бы мог подежурить в Хануку[1] или еще когда-нибудь.
– Ты давно меня знаешь?