Я деловито убирала крошки вокруг тарелок. На чайной ложечке засохли остатки яичного желтка. Посудомоечная машина засорится, если его не счистить.
— Это может оказаться редкой удачей для твоего романа, — подобострастно сказала Фрида. — Только составь план и не отступай от него.
Я с нетерпением ждала когда мы покончим с завтраком. Единственное, чего мне хотелось, это остаться наедине с рукописью, забыв о Фридиных советах. Где-то стукнули по бочке из-под бензина. Это напугало воробьев на соседней крыше. Сначала взлетел один, потом вся стайка. Хлопнула входная дверь.
— Аннунген ушла. Ей все это надоело, — сказала я.
— Я слышала. Но когда отношения обостряются, я должна быть честной. И ты тоже.
— Неужели ты серьезно считаешь, что я должна рассказать ей о нас с Франком?
— Это удержит ее от глупости и помешает вернуться домой.
— Но ведь она говорила, что легко относится к изменам Франка, — сказала я и начала уже по-настоящему убирать со стола.
— Ты сама в это не веришь. Супружеская привязанность не бывает настолько крепкой, чтобы кто-то из них ухитрился легко относиться к изменам. Слышишь, не бывает!
— Я не могу ей это сказать. Не могу быть такой… низкой.
— Хочешь сказать, что из жалости к себе ты отправишь ее домой на новые унижения? — спросила Фрида. Через мгновение я осталась одна.
Несмотря на плохое начало дня, мне удалось написать несколько фраз, которые остались невычеркнутыми. Когда Аннунген вернулась домой, я извинилась перед ней за Фриду.
— Не о чем говорить, — сказала она и прошла в ванную, чтобы сполоснуть белье.
— Люди уже загорают и купаются в море! — крикнула она в открытую дверь.
— А ты?
— Я еще подожду. Для меня пока холодно.
Вечером шел такой сильный дождь, что мы предпочли остаться дома. Фрида включила телевизор. Показывали матч между каталонской «Барселоной» и мадридским «Реалом» Все соседи открыли окна, и уровень звука был так высок, что мы оказались свидетелями важнейшего — поистине религиозного — события в Каталонии. Борьба на поле велась не только против Мадрида, но и против всей Испании, и против всего остального мира. Демонстрации против совещания на высшем уровне стран «Общего рынка» были лишь незначительным эпизодом в перечне новостей дня перед разминкой. Главной была борьба за доказательство каталонского мужества.
— Это, конечно, совсем не то, что мелкий мужской шовинизм, в котором ты обвинила Кундеру, но ты же сидишь и смотришь этот матч, — вяло заметила я. Сама не знаю, почему мне захотелось подразнить Фриду. Такой уж нынче выдался день.
— Мужская сентиментальность — это не шутки, это страсть, — серьезно ответила Фрида.