— Моя фирма переживает далеко не лучшие времена. Я много задолжал людям, которые не носят шелковых перчаток… Поэтому мне важно, чтобы они ничего не проведали об этих деньгах. Понятно?
— Но разве это можно сохранить в тайне? Я имею в виду… кто сколько выиграл?
— В данном случае, да. И будет глупо, если мои кредиторы ополовинят мой выигрыш, — сказал он с обезоруживающей улыбкой.
— Но почему бы тебе не вернуть долг, раз ты выиграл столько денег?
— Моя маленькая моралистка! — Он взял меня за подбородок. — Иметь небольшой долг полезно для здоровья. В обществе это внушает доверие. Люди понимают, что ты вкладываешь деньги. Кроме того… мы с тобой сможем вместе попутешествовать на эти деньги.
— Когда?
— Через некоторое время… Когда я освобожусь. Понимаешь, Санне? Так ты сохранишь для меня эти деньги?
Я не много поняла из его слов, так как все еще ждала, что он ко мне посватается. Но у меня появилось предчувствие, что я все-таки недостаточно хорошо знаю Франка. Узелки появились в голове, в сердце, в затылке. Грубо говоря, я знала Франка исключительно в ракурсе дивана-кровати.
Когда он ушел, записав на желтой бумажке номер моего счета, мне стало еще хуже. Я поняла, что эта перспектива за несколько лет каким-то образом изменила мое самолюбие. До встречи с Франком я не отличалась особым самолюбием, но за короткое время он сильно укрепил его во мне. Однако его молчанка и какие-то тайные сделки завели меня в дебри неуверенности.
Четыре миллиона триста сорок две тысячи норвежских крон! На моем банковском счете. На котором у меня лежало всего тысяча триста шестьдесят две кроны и шестьдесят эре.
В последние годы, с тех пор как я ушла с постоянной работы, чтобы посвятить все время сочинению книг, я жила очень скромно. Два раза я получала стипендию. На эти деньги нельзя было ни жить, ни умереть, но все-таки они помогали мне сводить концы с концами. Однажды я взяла кредит в банке, который меня просто парализовал, пока я его не вернула.
То, что Франк доверил мне хранение своего выигрыша на бегах, позволило мне понять, что он считает меня совершенно неопасной и крайне надежной. Он слепо верил в мою преданность и честность. Развестись из-за меня он не хотел, но он нуждался во мне, чтобы сохранить свое состояние.
Это было унизительно. Во мне зазвучал сигнал тревоги. Я вся покрылась испариной и почувствовала удушье. Чем глубже я вглядывалась в себя и во Франка, тем труднее мне было дышать.
Я оделась и вышла на улицу. Ненадолго остановилась и сосчитала видимые мне уличные фонари. Семь. Потом пошла дальше. Зашла в кафе «Лорри», столик слева у окна был свободен. Я села и заказала стакан чая и бутерброд с креветками.