Пока я соскребала с бутерброда майонез, Фрида села рядом со мной. Все ее поведение, весь облик, говорили о том, что она сердита. Мне хватало своих забот, и я решила не обращать на нее внимания. Больше всего мне хотелось просто встать и уйти, но сначала нужно было доесть бутерброд.
Руки у Фриды были синеватые. У нее вообще был такой вид, будто ей всегда холодно. Ноготь на указательном пальце был сломан. Довольно долго она молчала. Потом сообщила:
— Я поджидала тебя, ты теперь редко выходишь из дому.
Я смотрела на креветок. Они были плохо очищены.
— Вы почти не выходите, — продолжала она, сделав ударение на вы.
Я продолжала есть.
— Как было в июле у моря?
— Хорошо, — буркнула я, мне казалось, что у меня во рту ластик, а не креветка.
— Пришло тебе в голову что-нибудь еще, что можно использовать для книги? — спросила она.
Вот несносная! Что ей от меня надо?
— Как бы там ни было, я пишу…
— А как же иначе? Трудолюбивая, чертовка…
Ей как будто доставляла удовольствие собственная грубость. Мне грубость удовольствия не доставляет. То, что я не сдержалась тогда в аудитории университета, было исключением. Однажды я прочла в одном журнале, что тот, кто повысит голос, проиграет. Не уверена, что Фрида мне нравилась. Последняя креветка превратилась у меня во рту в скомканный бинт. Я проглотила ее, поняв, что Фрида пришла сюда не затем, чтобы, как в детстве, внушить мне уверенность в себе. Напротив, она была непредсказуема. И, может быть, даже опасна.
— Ну и теперь, когда Франк выиграл столько денег, ты хотя бы подумала над тем, какие возможности это тебе открывает?
Я уронила нож на скатерть.
— Почему он решил положить деньги на твой счет, ведь у него есть свой? А потому, что должен деньги темным личностям. Ты слышала когда-нибудь о «торпедах», тех, кто, не останавливаясь ни перед чем, взыскивает чужие долги? Франк у них в руках. У него нет никаких надежд на спасение. Кредиторы непременно постараются добраться до его денег. Не сомневайся! Никто, я повторяю, никто не должен знать об этом выигрыше. Поэтому ему и понадобился твой счет.
Я онемела.
— Уезжай! Бери деньги и уезжай! Далеко! За границу! Откажись от квартиры. Исчезни из действительности.
— Так порядочные люди не поступают, — прошептала я.
Она злобно улыбнулась.
— Он внушил тебе, что вы уедете вместе? И ты ему поверила? Помнишь, что было, когда он пригласил тебя в Нью-Йорк?
Я увидела себя ее глазами. Преданная Сольвейг, которая ждала своего Пера Гюнта до седых волос. У меня не было даже ребенка, которого я могла бы качать. Я заранее знала, что она скажет.