Я увидела, как Франк, когда он был у меня последний раз, надевает свое короткое пальто. Он засунул большие пальцы под воротник и стянул его на шее. В его предпоследнее посещение, во время нашего с ним последнего соития, когда мы с ним последний раз лежали вместе в постели, я все испортила, думая о том, попросил ли он уже у жены развод. В последний же его приход мы уже не лежали вместе, а говорили только о делах. Это мы-то с Франком! Человеческие отношения невозможно перевести на банковский счет. В разговорах о деньгах есть что-то опустошающее. Катастрофическое. Как только в отношениях возникает банковский счет, они кончаются, думала я. И на полу между срезанными волосами неожиданно проявилась картина, своего рода tableau:
Молодая женщина включает приемник, и голос диктора объявляет: «Послеполуденный отдых фавна». Она делает звук погромче и достает из колыбели ребенка, хоть он и не плачет. Потом прижимает его к груди и танцует с ним по комнате. Прижав губы к головке ребенка, она подпевает мелодию. Поэтому не слышит стука в дверь. Она не успевает опомниться, как мужчина уже стоит в комнате. Женщина удивлена и рада его приходу. Но он улыбается робко и неуверенно.
— У меня плохие новости, — говорит он.
Она не знает, захочет ли он взять на руки ребенка до того, как сообщит дурные вести, поэтому кладет его обратно в колыбель.
— Меня посылают на север, — немного пристыженно говорит мужчина.
Она смотрит на него. Он совсем не изменился с последней их встречи. И все-таки он чужой. Ей нечего сказать ему. Ведь он тут ни при чем.
— Но я буду часто приезжать к вам, — говорит он и обнимает ее. Его руки такие же, как всегда. — Не бойся, я не брошу тебя. Я попрошу вычитать деньги из моего жалованья. Банк будет аккуратно выплачивать тебе содержание, — говорит он и отпускает ее, чтобы склониться над кроваткой.
Она кивает. Музыка кончилась, и она выключает приемник. С короткими волосами я чувствую себя более свободной. Но не могу выбросить из головы мысль о том, что мне не хватает одной существенной способности. Она называется способностью радоваться жизни. По-настоящему радоваться. Всякий раз, когда я вот-вот почувствую радость, что-то непременно омрачит ее. Например, я начинаю думать о том, чего никогда не будет, и тут уже ясно не до радости. Или мне приходит в голову, что радость возникла лишь затем, чтобы не дать мне погибнуть. Как в тот раз, когда дамский мастер появился в дверях парикмахерской в Кройцберге и сказал: Ich bin Frank!
Когда мы с Фридой сидели в кафе на открытом воздухе на Жандарменмаркте и ждали, когда мимо нас пройдет демонстрация против войны в Афганистане, она мрачно сказала: