Малярийкин спрыгнул «с коня» (высота была от земли три метра) и хлопнул «Мамонт» по массивной надгусеничной полке.
– Зачетная пукалка, – сказал он, имея в виду новое орудие. – Вижу, прокачали ее по самое не балуйся.
– А ты другого ожидал? – усмехнулся Байбулатов в ответ. – Это же Лена. С виду девка, а внутри прожженный «сапог». Свихнувшийся на гигантомании. Перед тобой не просто «Шафт», одно из «высших» орудий второго поколения танковой табели о рангах. А последняя модификация «Шафта» из в принципе возможных. Плюс какие-то внутренние доработки, которые делают по заказу спонсоров умники из ВТЭК. Исключительно для вас, господ потенциальных чемпионов.
Байбулатов снова критически оглядел пушку, словно доступную, но некрасивую проститутку. А потом Малярийкина.
– Короче, тестируй, полководец.
Малярийкина просить дважды не было нужды. Бывший автомех и аэрограф охотно взобрался на новую «броню», однако, оказавшись на боковой бронеплите корпуса, Маляр неожиданно застыл. Потом, повернувшись, протянул руку старшему старшине.
– Ну что, Иваныч? Прокатишься со мной?
Старик подумал, хмыкнул по-стариковски и, подхватив руку, неожиданно ловко вскарабкался на броню.
– Стар я по коробочкам прыгать, сынок. Ну да ладно, сегодня не убьюся.
Вместе залезли в танк. Теоретически корпус строился под единственного пилота. Но в «Мамонте» места хватило бы на троих. А если как в анекдоте – вообще человек на десять.
Интерьер был зачетный. Оба приятеля, оглядевшись, едва не ахнули. Байбулатов, кстати, хоть и был матерым старожилом «КТО», но в «Мамонте» ему сиживать до сей трогательной минуты не доводилось.
Внутренняя отделка корпуса третьего поколения «Мамонта», причем в дополнительной модификации М3 (не путать с поколением!), соответствовала скорее гребаному лимузину «Бентли» из скорлупы орешка и кожи оленей, чем боевой машине.
Мягкая обивка сидений, яркие плазменные панели, рассеянный свет из микрософитов, спрятанных чуть не в каждом изгибе брони. Обивка «салона» (как-то иначе назвать внутренние стенки танковой башни не поворачивался язык) сияла молочно-белым цветом с полутонами нежного кофейного. Знаете, такого а-ля капучино.
Вот уроды, тут же подумал Маляр. Но потом вспомнил. В бытность совладельцем, а по совместительству экспедитором «наш-ангара», у Малярийкина имелся один пожилой корефан. Дед-колхозник, у которого Маляр постоянно закупал бульбу на зиму. Сей дедок, ангелоподобного вида, во время войны-смертушки служил в далеком, покрытом финиками, словно Кострома ромашками, Курдистане.
Так вот там, вместе с русским экспедиционным корпусом (тогда страна была еще целая и матушка Сибирь, будь неладна, не отделилась) во время боев против саудитов почти год стояли наши добрые союзники – израильтяне. Всем они были хороши, но поражали российских товарищей некоторыми жизненными принципами. Один из которых Малярийкин для себя отметил и запомнил хорошо: «Жить и умереть со всеми удобствами!»