Толчок от земли — и вот они летят. Она обернулась назад, не выпуская гривы, и закричала — не от страха, просто потому, что не закричи она, и все, что ее переполняло, разорвало бы ее на части. Свободна, свободна, свободна…Некромансер, я люблю тебя.
Они без труда преодолели завал, однако запах дыма становился все явственней, все острее; послышался сухой треск, и когда искра, описав дугу, коротко обожгла ее, как крапива, прежде чем погаснуть, вдруг ей открылось, что она голая. Голая и
(а леса горят)
свободная, раскованная, парящая — мчится на Некромансере к свету.
Быстрее, — шептала она— Ну, быстрее же, быстрее…
И вороной красавец прибавлял. Ветер гремел у Чарли в ушах. Ей не надо было дышать: воздух сам врывался в легкие через полуоткрытый рот. Прогалы между вековыми деревьями заливало солнце цвета потускневшей меди.
А там, впереди, свет — там кончается лес и открывается равнина, но которой Некромансер будет нести ее, не зная устали. Позади пожар, отвратительный запах дыма, запах страха. Впереди солнце и далекое море, куда примчит ее Некромансер, а там ее наверняка ждет отец, и они заживут вдвоем и будут таскать полные сети серебристых скользких рыбин.
— Быстрее! — ликующе кричала она. — Давай же, Некромансер, еще быстрее, еще…
И в этот миг там, где расширяющаяся воронка света выводила из леса, появлялся силуэт и закрывал собой световое пятно, блокировал выход. В первую секунду — это повторялось из сна в сон — ей казалось, что она видит отца, ну, конечно, это он, и от счастья ей становилось больно дышать… но уже в следующий миг она цепенела от ужаса.
Она успевала лишь сообразить, что этот некто слишком высок, слишком широк в плечах — на кого он похож, до жути похож, даже силуэтом? — а Некромансер уже кричал и осаживал.
Разве лошади кричат? Я и не знала, что они кричат…
Пытается удержаться и не может, а конь встает на дыбы и… нет, он не кричит, он ржет, но столько в этом человеческого отчаяния, и где-то сзади раздается такое отчаянное ржанье, и, Господи, мысленно восклицает она, там лошади, много лошадей, а леса горят…
А впереди силуэт, страшный этот человек, заслонивший собою свет. Человек начинает приближаться, а она, она, беспомощная, лежит на земле, и Некромансер мягко тычется мордой в ее голый живот.
— Только лошадь мою не трогай! — кричит она надвигающейся тени, отцу — призраку, который на самом деле не ее отец. — Только не трогай лошадей! Пожалуйста, не трогай лошадей!
Но тень все приближается и уже поднимает пистолет — и тут она просыпалась, иногда с криком, иногда без, дрожа и обливаясь холодным потом, понимая, что ей опять приснился этот ужасный сон, и опять она не может ничего вспомнить — только бешеную, Умопомрачительную скачку по лесной просеке и запах дыма, только это… и еще боль — от того, что ее предали.